быть? – исподлобья взглянул на отца Пашка.
– Я? Да запросто! У меня два высших образования, я любого эскулапа за пояс заткну.
– Значит, я пальцы себе оставлю, – сделал вывод брат. – Все равно пришивать без толку.
– Оставь, – разрешил отец и, затушив окурок, вновь принялся пропалывать нос. – Только заспиртовать надо, чтобы не пропали.
– Витя, тебе бы только спиртовать, – выглянула из кухни мачеха. – Убери эту гадость, – сказала Пашке. – Сидишь, ерундой тут страдаешь, прихвостень.
Для начала по грандиозным задумкам мачехи был устроен туалет в доме. Ходить в уличный туалет они с постоянно фыркающей Настей считали ниже своего достоинства. То микробы там, то дует, то темно, то подсматривают за ними, то еще какая причина.
– Это вы можете весь двор обдристать, хмыри болотные, а нам культура туалета нужна, если уж во всем прочем приходится жить в говнище, – выразительно посмотрела на нас с Пашкой.
Туалет был сделан в ванной комнате. Фаянсовую раковину убрали, а на место слива присобачили унитаз, украденный предприимчивым папой где-то в райцентре. Для смыва нужно было повернуть гусак водопроводного крана в сторону унитаза и открыть воду. Умываться же после этой модернизации приходилось в ванну. Хотя, папаша и до этого любил украдкой помочиться в раковину.
Унитаз был предназначен только для женской части семьи. Максимум на что мы могли рассчитывать, так это помочиться туда украдкой, когда мылись в ванной. Когда же мы просто умывались, то подозрительная мачеха запрещала закрывать дверь в ванную комнату:
– Вдруг будете в ведре с нашим грязным бельем копаться, извращенцы малолетние!
– Да кому надо ваше белье!
– Не скажи, Владик, не скажи. Вас, дебилоидов деревенских, не поймешь. Кто-то клей нюхает, а кто-то чужие трусы. Кстати, ты клей не брал?
– Да ни брал я никакого клея!
– Значит, ты трусы нюхаешь?
– Да ну вас!
– А ты, плеснявчик, нюхаешь? – пристала к Пашке.
– Нет! – испуганно открестился он.
– Не ври! Крышка на ведре по-другому лежала, до того как ты мыться полез.
– Не нюхал я! – затравленно прокричал Пашка, вращая глазами за мутными стеклами очков.
– Не нюхал? Значит, гоняешь на них? Да? На мои или на Настины?
– Нет-т-т-т! – несчастный ребенок в слезах выскочил из-за стола.
– Мастурбировать это нормально, пока у тебя женщины нету, – солидно пробасил вслед папаша. – Не надо этого стыдиться. Вот только брать чужие трусы без спросу это уже опасное извращение – фетишизм называется.
Ответом были истерические рыдания, доносящиеся из комнаты Пашки.
– Так пускай попросит милАй, я дам. На все ради твоих дебилов готова. Лишь бы только отребье было довольно!
– Говорят что онанизм, онанизм, онанизм, разрушает организм, – запела Настя, – разрушает организм, да-да!
– Во уела, ха-ха-ха, – отец от избытка чувств начал долбить рукой