Она сообщила Трокмортону неопровержимый факт, чтобы он передал это своей королеве. «Я, – сказала она, – самая близкая ее родственница, поскольку мы обе принадлежим к одному дому и роду; королева, моя добрая сестра, ведет происхождение от брата, а я от сестры».
Напомнив Елизавете об общем предке, Генрихе VII, Мария намекала на свои собственные династические права. «Я прошу ее судить меня так, как она судила бы себя, – продолжала Мария, – поскольку я уверена, что она не стала бы терпеть обращение и непослушание своих подданных, подобные тем, которые, как ей известно, проявили ко мне мои».
Мария призывала к дружбе и «миру» между двумя королевами на основе родственных связей: «Мы одной крови, из одной страны, с одного острова». Это станет постоянным рефреном англо-шотландской дипломатии после возвращения Марии в Шотландию.
И наконец, она дала обещание: «Со своей стороны я во всех своих деяниях буду желать ей добра, ожидая того же самого от нее, и мы сможем состязаться, кто из нас проявит большую доброту к другой». Ее предложение было изящным и в то же время не лишенным иронии, если учитывать, что прошло всего шесть недель после того, как за ее спиной Сесил заключил Эдинбургский договор с мятежниками.
Мария обретала почву под ногами. Трокмортон не добился ратификации договора, но его обманули с таким изяществом, что он, похоже, этого не заметил. В конечном счете он был вынужден сообщить, что «несомненно, королева Шотландии… держит себя так благородно, благоразумно и осмотрительно, что я не могу не опасаться ее успехов». Возможно, в конечном счете ее обаяние было опаснее, чем династическая угроза, которую она воплощала. Если бы, игриво размышлял он, «одна из этих двух королев Британских островов могла превратиться в мужчину, дабы составить счастливый брак, это могло бы объединить весь остров».
В Лондоне Сесил видел все иначе. «Мы со всей уверенностью полагаем, – сообщал он Елизавете в одном из своих более мрачных, но откровенных докладов, – что королева Шотландии и вместе с ней ее супруг, а также дом Гизов являются тайными смертельными врагами Вашего Величества». Англия в опасности и должна защитить себя «и, главное, лично Ваше Величество». «Злоба» этих заговорщиков так велика, что они не отступятся, пока «живы Ваше Величество и шотландская королева».
Мантрой Сесила на протяжении всей его долгой карьеры стала безопасность Елизаветы. Он рассматривал отношения между двумя британскими королевами не в терминах «дружбы», а как почти вселенское противоборство добра и зла. В период между праздником в Руане и замужеством Марию готовили к тому, чтобы она предъявила претензии на английский престол, но после свадьбы она превратилась в стороннего наблюдателя, а иногда и жертву политики Гизов. Сесил никогда не понимал и не учитывал этого обстоятельства. Он относился к Марии так же, как к ее дядям, то есть как к вдохновителю и создателю международного католического заговора с целью свергнуть и убить Елизавету. Он уже был ее самым