истекли сорок дней официального траура, Мария уехала в деревню, в шести милях от Парижа. Этот период уединения она использовала для того, чтобы собраться с мыслями и реорганизовать свою свиту – из королевы Франции она превратилась во вдовствующую королеву. Это была серьезная перемена, планировавшаяся с учетом возвращения в Шотландию, поскольку теперь Мария выбирала новых советников, которые знали страну. Самым влиятельным из ее назначенцев был Анри Клетен, сеньор д’Уазель, бывший лейтенант-генерал ее матери, которого произвели в почетные рыцари, что было эквивалентно званию камергера. Следующим по рангу стоял Жак де ла Бросс, французский посол в Шотландии во время «грубых ухаживаний» Генриха VIII и ставленник Гизов, который сопровождал Марию во Францию в 1548 г.
Назначения, сделанные Марией, подтверждают, что она стремилась вернуться и хотела как можно больше узнать о стране, с которой знакомилась в классной комнате по «Географии» Птолемея. Д’Уазель недавно женился на юной красавице парижанке. У него не было никакого желания жить и работать в Шотландии, но на этом промежуточном этапе он давал Марии ценные советы, поскольку только коренной шотландец мог разобраться в аристократических фракциях, в привычках и характерах отдельных лордов.
Д’Уазель подробно рассказал Марии о мятеже 1559–1560 гг., убеждая, что лорду Джеймсу можно доверять, хотя он и сыграл главную роль в смещении ее матери. Несмотря на явное предательство, он был самым одаренным из лордов и единственным, кто мог бы объединить их. До сих пор он применял свой ум исключительно для удовлетворения личных амбиций, которые прятал под завесой религии. Лорд Джеймс был протестантом, но прагматиком, а не фанатиком. Он не был твердолобым кальвинистом и не дружил с Ноксом. Марии нужно было превратить своего незаконнорожденного брата из самостоятельного игрока в слугу королевы. Если бы ей это удалось, то она могла бы править страной так же, как ее предшественники.
В феврале 1561 г. Екатерина Медичи и королевский двор, как обычно в это время года, переехали из Орлеана в Фонтенбло. Через несколько дней Мария вышла из затворничества и 16 февраля приняла Трокмортона и графа Бедфорда, которого Елизавета отправила к ней с соболезнованиями.
Аудиенция прошла успешно. Мария прочла письма Елизаветы, затем «ответила, с печальным видом и речами». Бедфорд должен был передать благодарность своей госпоже «за ее доброту и утешение в несчастьях, когда она больше всего в этом нуждалась». Елизавета, сказала Мария, «выказывает себя доброй сестрой, когда в этом есть великая нужда». Начав говорить, Мария обрела уверенность, повторив свою идею о новой странице отношений после фиаско Эдинбургского договора, и уверила посланников в том, что воспринимает письма Елизаветы как добрый жест и будет стараться проявлять такую же доброжелательность. Она пригласила послов приходить к ней, когда возникнет нужда, и попросила д’Уазеля проводить их до дома.
Послы вновь попросили аудиенции 18 февраля, и Мария подтвердила