дома, отсутствие жены и неизвестность судьбы, ее и дочери. Шестым чувством он понял, что никто этот госпиталь не будет эвакуировать, а его «содержимое» просто уничтожат, и принял решение из него бежать. Невероятными усилиями, больной и искалеченный (вот, это снова о том, что мы и не знаем, на что способен человеческий организм), он преодолел эти два квартала. Добрался до дома, которого уже не было. И соседского тоже не было. Погреб? Сначала открыть крышку своего погреба. Заползти в него, всё обшарить, выползти наружу, пережить отчаяние и надежду одновременно…
Когда он откинул крышку соседского погреба, ну, того, в котором наш танк завалил нашу селянку, и в котором создал свой запас из половины свиной туши наш широкоплечий статный военный, в нос ему ударил запах гнилого мяса.
Тогда он и сошел с ума.
Ахиллесова пята.
А потом город освободили, быстро освободили. В феврале 43-го.
И «селянка» смогла вернуться.
Она-то не сказала, как, но память младшего пацаненка снова выхватывает откуда-то разрозненные картинки и накладывает их на мои собственные – услышав этот рассказ, я не смог удержаться, сел в машину и поехал туда, чтобы своими глазами увидеть, где всё это было… да нет, ощутить.
Дон в этих краях не столь еще широк, как ниже, в Шолоховской Вешенской или еще ниже у Ростова. И не столь могуч и норовист, как тот, что пересекает меловые горы у Дивногорья – Белогорья в паре сотен километров отсюда вниз, поднимая правый обрывистый берег на сотню с лихом метров над собой. Но всё же силен, чтобы доминировать надо всей округой и заставлять пересекающих его по мостам и переправам останавливаться, замирая от восторга на спуске или для перевода духа на подъеме, на пусть и не обрывистый, но достаточно крутой и высокий правый берег. Да что я рассказываю – садитесь в машину и сами езжайте по трассе «Дон» к югу. Сами увидите огромную бескрайнюю равнину, но не абсолютно плоскую, а легкими волнами уходящую далеко за горизонт, через балки и овраги, через саженные перелески, огромными бескрайними полями. Поезжайте в июле или первой половине августа, когда хлеб уже созрел, но еще не был бы убран, а подсолнухи уже были бы выше роста и с огромными, но пока еще не пожухлыми, желтыми головами… Впрочем, попадете к уборке – тоже не страшно, вместо колосящихся желтых хлебных полей увидите уходящую вдаль вереницу идущих «цугом» комбайнов, поднимающих симметричные столбы черноземной, с примесью золотой пшеничной шелухи, пыли. Сможете назвать нарисованную картинку одним словом? Сможете, где-то между Ельцом и Задонском.
Раздолье. Или Приволье.
Так и называются эти деревни к западу от не ставшего городом-героем городка, через Дон, на высоком правом его берегу; в одну из них и бежала наша селянка.
За мостом через Дон в нужное мне место вели две дороги. Собственно, это тоже особенность здешних краев – дорог тут