пилоту, что нужно развернуть этот чертов самолет и увезти эту истеричку обратно. Он готов переплатить вдвое, втрое, а если удастся гробануться по пути, тоже хорошо.
Джон присел на ступеньки трапа и слушал все это, закрыв глаза, мотая головой и покатываясь со смеху.
Услышав смех, Том подошел к поручням и посмотрел вниз.
– Боже мой, Джон!
Джон поднялся по трапу, обнял и расцеловал Лизу. Помогло. Наконец мы провели их через таможню, усадили в «Ягуар» и покатили по необъятному зеленому ломберному столу Ирландии.
– Какая красота! – восклицала Лиза, глядя на проносящиеся мимо холмы.
– Какая погода! – восхищался Том.
– Не обманывайся, – предупредил Джон. – Вид отличный, но дождь идет двенадцать дней из десяти. Вскоре ты перейдешь на виски, как я!
– Неужели? – рассмеялся Том, и я вместе с ним, взглянув на него.
Предо мной возник давно знакомый голливудский образ: сухопарый, жилистый, упругий как хлыст мужчина – результат изнуряющей верховой езды, ежедневных занятий теннисом, плаванием, парусным спортом и альпинизмом. Ему было пятьдесят три. Густой ежик серо-стальных волос. Ни единой морщины на лице, жесткий загар, красиво очерченный подбородок. Зубы сверкают, и все на своих местах. Ястребиный нос в любую непогоду, при любых обстоятельствах всегда по ветру. Кристально чистые, неугасимо горящие голубые глаза. В нем жил никогда не затухающий юношеский огонь. Том ни за что не позволил бы ему иссякнуть. И не родился еще мужчина, способный подчинить Тома своей воле. Как, впрочем, и женщина, которой удалось бы подавить его своей плотью. Не бывало такого, и теперь не будет. Том был сам себе и конь, и седло. Он был сам себе наездник и управлял собою с мужественной красотой. По тому, как Лиза держалась за руку Тома, я понял, что она принимает его гневно и радостно, какой он есть – целеустремленный, странствующий по всему свету, делающий то, что ему заблагорассудится, не спрашивая разрешения и не прося прощения. Если какой-нибудь женщине вздумается направлять его на путь истинный, он просто рассмеется ей в лицо и пойдет своей дорогой. Сегодня он решил съездить в Ирландию. А завтра он может очутиться с Агаханом в Париже, на следующий день – в Риме, но Лиза будет с ним. И так будет продолжаться до того дня, когда много лет спустя он свалится с горы, с лошади или с какой-нибудь женщины и умрет, оскалив зубы, у подножия горы, ног лошади или женщины. Он был всем, чем хотел бы стать любой мужчина, если бы не занимался самообманом; всем, чем Джон хотел быть и не смог стать; он был сумасбродным, бесшабашным, идеалом для подобных мне, любующихся со стороны, рожденных и взращенных в лености, рефлексии, предчувствиях и безволии.
– Мистер Харлей, – спросил я, не в силах удержаться, – зачем вы приехали в Ирландию?
– Меня зовут Том. И… Джон повелел, чтобы я приехал. Когда Джон приказывает, я повинуюсь! – засмеялся Том.
– Вот именно! – сказал Джон.
– Это ты позвонил ему, помнишь, Том? – ткнула его в руку Лиза.
– Ну, позвонил. – Том нисколько не был озадачен. – Я подумал, мы так давно не виделись. А годы идут. Вот я и поднял трубку и позвонил этому