время, когда он мог перепутать саму Фонтанку с Мойкой, старался не упускать возможность совместной прогулки.
– Меня, наверное, выгонят на… – матерно поясняя куда, жаловался Глеб, когда они бродили вдоль Крюкова канала, где собор и колокольня цвета уже забытого в ноябре перелетного сентябрьского неба бросали прозрачные тени на выпавший снег и, не замерзшая еще, чернела и дымилась вода в канале.
– Да ведь не ты один ничего не понимаешь… – вяло подбадривал Слава, хотя говорил правду. По тем результатам, что имел сам Корнеев на данный момент, можно было судить о том, что он-то далеко не последний студент в группе, однако и он не мог разобрать пространные лекции бородатого доцента.
– С практикой я тебе помогу, – продолжал он. Старая ведьма с крашеными прядями, ведущаяя практику, задавала домой длинные, как сороконожки, уравнения.
Глеб благодарно кивал, и они шли дальше – мимо дома, где умер Суворов, выходили к Фонтанке.
Когда уже в начале двенадцатого они подходили к метро, Корнеев подвел финальную черту:
– Ну, бодро пробежались…
– Только ноги вымокли… – глупо хохотнул Глеб и попытался пошевелить пальцами ног, обутых в те самые летние туфли.
Слава посмотрел на его обувь.
– Что, денег нет? – спросил он, все еще глядя вниз.
– Да… – неопределенно пробормотал Глеб.
– Я попробую у родителей спросить… – просто сказал Слава. Глеб промолчал, по опыту зная, как быстро забываются такие обещания.
В понедельник Корнеев разыскал Глеба перед первой парой.
– Слушай, денег сейчас нет… – ожидаемо произнес Корнеев.
– Да ладно… – «Я и не рассчитывал», – чуть не сказал Глеб.
– У тебя какой размер?
– Что?
– Обувь какого размера? – повторил Слава и принялся стаскивать с плеч объемный рюкзак.
– Сорок третьего…
– Ну на вот, померь, – Корнеев вытряхнул из рюкзака связанные шнурками новые ботинки. – Это кожа. Отец сказал тебе предложить…
Глеб сел на ступеньки лестницы. Снял многострадальную туфлю и примерил правый ботинок. За ним – второй. Встал, попрыгал… Ботинки хоть и были грубыми, рабочими, но были не только впору соскучившемуся по нормальной обуви Глебу, но и добавляли необходимой тяжеловесности его походке.
– Спасибо! С меня причитается…
Корнеев, крепче пива ничего не употреблявший, казалось бы, даже не понял последней фразы.
В тягостном ожидании последующих трагедий Глеб встречал Новый год. Даже подготовка к празднику напоминала Глебу пир во время чумы. Ну если не чумы, то какой-то менее страшной, но тоже опасной эпидемии. Всем студентам хотелось забыть о сессии хотя бы на два-три дня. Причем отличникам и хорошистам это с легкостью удавалось.
Общага сдвигала столы и переносила стулья. В чрезмерных количествах запасалась водкой. Доставала присланные из дому разноцветные соленья и варенья. Сентиментальный парнишка из города