и ходили, ведя неспешный разговор. В этот момент и увидели они, как вниз по реке, держась ближе к тому берегу, где было деревенское кладбище, плыла в лодке незнакомая женщина. Особого внимания она у них в тот час не удосужилась, потому, как заняты они были друг другом, и было им не до нее.
Лиза той ночью была немногословна и задумчива, словно пыталась принять какое-то очень важное для нее решение. А Павел, наоборот, всё говорил и говорил, мечтая, как вернется с войны, сыграют с ней свадьбу и будут жить одной семьей. И обязательно дом новый поставит, чтобы никто не мешал их счастью.
– И фамилии у нас с тобой одинаковые, будто мы уже сейчас муж да жена», – не унимался он. – Гавзова Елизавета и Гавзов Павел! Звучит, а?
– Звучит, – только и всего ответила Лиза.
– И по двадцать годов обоим, – не унимался Пашка.
– По двадцать, – задумчиво проговорила девушка.
К утру стало совсем прохладно, и Павел предложил немного посидеть на их месте. Они еще в прошлом году облюбовали сеновал в доме Лизы, и когда на улице было прохладно, забирались туда. Благо на сеновале было тепло от непонятно как находящейся здесь печки. По словам Лизы отец ее, Тимофей Петрович, в своё время хотел в этом месте сделать еще одну комнату, и предусмотрительно печь сложил так, чтобы часть ее с первого этажа проходила через второй. Но со временем отказался от затеи, увеличив за счет нее площадь сеновала, а часть печи вместе с трубой так и осталась стоять здесь.
В тот же год Лизка позволила Павлу и первый раз ее поцеловать. Не как раньше в щечку, а по-настоящему, в губы. Сразу предупредив парня, что дальше их отношения зайти не могут. «До свадьбы ни-ни, – очень твердо тогда сказала она Павлу. – В армии отслужишь, тогда и…, – смутившись, многозначительно подытожила Лиза.
Но сегодня она сама нарушила своё слово. И когда они как всегда устроились на мягком душистом сене, не сдержалась и дала волю чувствам. «Так вот о чем она сегодня всё время думала, – догадался Павел. – Не зря говорят, кому война, а кому мать родная, – не совсем удачно, но понятно себе самому объяснил он поведенье девушки, когда она стала не просто Лизой, а его Лизой.
– Паш, а Паш! А лодка-то на вашу, старую похожа, – неожиданно проговорила девушка. – Ты сказывал, она у вас в прошлом годе пропала. Ну, тогда… когда полиция еще грабителей искала. Помнишь?
– А я и не разглядел чего-то. Ну, да. Точно! Она это. Когда лодка пропала, незадолго перед тем полицейский к нам в дом приходил, всё расспрашивал и расспрашивал. Страху нагнал, будто мы виноваты в том, что бандюки те в нашей деревне были. Ну а после них уж лодка-то пропала.
Пашка зевнул. Стряхнул сенную труху с груди и прикрыл глаза.
– Надо батьку сказать. Мало ли чего. Ну, да Бог с ней. Батько уж новую делать начал. Осину под весну на лошади привез… Ты иди давай, а то уж рассвело совсем, – он потянулся, сминая солому над головой. – Опять меня Тимофей Петрович ругать будет, что покою тебе не даю, – уже строже добавил он, и не открывая