элементы смысла и не выпали некоторые из тех, что были присущи исходному речевому произведению, никакой трансформации не произошло» [Гарбовский 2007: 364]. Можно сделать вывод, что трансформациям, по Н.К. Гарбовскому, подвергается смысл. В той же работе автор указывает: «С точки зрения “постороннего наблюдателя” результат одних и тех же операций, называемых иногда переводческими приемами, может расцениваться либо как трансформация, т.е. со знаком “плюс”, либо как деформация, т.е. преобразование со знаком “минус”» [Там же: 535].
Однако в другой, более ранней своей работе автор, соглашаясь с В.Г. Гаком, трактует переводческие трансформации как «отход от использования изоморфных средств, наличных в обоих языках» [Гарбовский 1982: 97]. Далее Н.К. Гарбовский пишет: «Проведение (курсив наш. – А.Я.) переводческих трансформаций может быть вызвано различными факторами» [Там же]. То есть здесь трансформации мыслятся как целенаправленные действия переводчика, что можно только поддержать. Как видно, изменение взглядов автора на трансформации не привело его к решению этой проблемы. Во второй из цитированных работ автор выявляет «факты межъязыковой (курсив наш. – А.Я.) асимметрии» [Там же: 109], сравнивает формы и функционирование русских и французских деепричастных оборотов. «Эта асимметрия в употреблении языковых средств выражения, имеющихся в системах обоих языков, обусловливает проведение (курсив наш. − А.Я.) соответствующих переводческих трансформаций» [Там же: 108–109]. Таким образом, становится не вполне ясно, как же трактовать переводческие трансформации и к чему относить перевод: к языку или к речи (работа А.Ф. Ширяева, в которой он вполне справедливо относит перевод к собственно речевым видам деятельности [Ширяев 1982], размещена в том же сборнике, что и [Гарбовский 1982]).
Схожее мнение на трансформации высказывает и А.Д. Швейцер: «Термин “трансформация” используется в переводоведении в метафорическом смысле. На самом деле речь идет об отношении между исходными и конечными языковыми выражениями, о замене в процессе перевода одной формы выражения другой, замене, которую мы образно называем превращением или трансформацией» [Швейцер 1988: 118]. Налицо противоречивость определения: совершенно непонятно, представляет ли переводческая трансформация операцию переводчика или случай несоответствия каких-либо элементов ИТ и ПТ.
Но такое противоречие не вызывает недоумения, если вспомнить, что перевод детерминируется отношениями между двумя языками [Комиссаров 1980: 6, 37; Швейцер 1970: 41]. Если языковые системы «самостоятельно» функционируют в процессе перевода, то и трансформации происходят сами собой.
С иных позиций рассматривает трансформации Р.К. Миньяр-Белоручев. В связи с тем, что он понимает перевод как передачу адресату некоторой информации, «способной продуцировать у него искомый смысл, а если нужно, то и дополнительный эстетический эффект» [Миньяр-Белоручев 1980: 4], то и суть трансформации он видит в «изменении формальных (лексические и грамматические