сказала она. – Бегите…
Не говоря больше ни слова, она повернулась и пошла по маленькой улице, ведущей к старому городу.
Освободившийся наконец, Лоран сел в такси. Машина пересекла город и подъехала к гостинице. Он увидел Мюстера, шагающего по тротуару. Опустив стекло, подал ему знак.
– Очень сожалею. Должен был вас предупредить, что приеду вовремя. Должен был бы сказать вам, где я был…
Мюстер смотрел на него с досадой.
– У вас есть десять минут, чтобы переодеться и побриться. Я приготовил ваш чемодан. Пошли. Ключ от вашей комнаты у меня.
В лифте, посмотрев на себя в зеркало, Лоран сказал:
– Ну и морда у меня!
– Здесь такое освещение, – сказал Мюстер. – В лифтах зеркала добавляют двадцать лет возраста и желтуху к тому же. Потом дела пойдут лучше.
Бегом добрались до комнаты Лорана. Он увидел чистую рубаху на его постели.
– Спасибо, друг мой, вы обо всем подумали. Вы и отец мой и мать, благодетель, одним словом.
Мюстер слушал этого человека, сильные и слабые стороны которого он хорошо знал.
В ванной Лоран накинулся на щетину, что появилась на щеках. Голос Мюстера сопровождал шум электробритвы.
– После этого собрания, касающегося ядерной энергии, надо бы сочинить коммюнике для прессы. Скоро выборы, время летит. Сроки приближаются. Нынешний президент нянчит страну, как кормилица младенца. Дает соску, пудрит попку, а когда по-дружески шлепает по спине, французы отрыгивают, они чувствуют, что ими все время занимаются. Вам надо быть везде и повсюду и говорить обо всем. Этим утром понадобились бы «шары».
На их жаргоне они выражали некоторые идеи, запущенные в воздух, чтобы лопнуть как «шары». Эти коммюнике – шары – служили для стимулирования пресыщенного общественного мнения и для раздражения противников.
Лоран надел рубашку.
– Я верю в мудрость молчания, Мюстер. Пошли. Я готов.
Спускаясь в холл, они повстречали улыбающуюся японскую семью.
– А об инциденте с переводчицей еще говорят?
– Вчера галерка откровенно забавлялась, – сказал Мюстер. – В самолете будут газеты. Представляю, как будут выходить из положения.
– Еще немного кофе?
Светло-желтая, как нарцисс весной, швейцарская сотрудница склонилась к нему.
– Да, спасибо. А вы, Мюстер, будете пить?
– Всегда.
Испытав легкое угрызение совести, Лоран подумал о Лизе и об их несостоявшемся утреннем завтраке. «В любом случае это было невозможно», – заключил он. И он погрузился в чтение ежедневной газеты, распространяемой сотрудницей отеля. Он имел право на благонамеренную, хорошо сделанную публикацию в несколько возвышенном стиле, обращенную к денежной и настороженной публике. Хитрая газета пробуждала опасения и тут же предлагала средства от страха. Лоран привык читать по диагонали, чтобы выискивать только ту информацию, которая касалась его. Он с трудом переносил выпады. Перед его уходом из Партии народного объединения, прозванным «раскол Же», Жозеф Дюмулен, его патрон, собрал большую