я матушку, хотя сама в это не верила–ну не настолько уж мои родственницы и кровожадные. Проучить кого – это они на раз, а что бы какой вред нанести – на это у них наложено табу.
– Подумаешь, попугали мужикачуток. Зато будет знать, как голос на жену повышать! Женщины любят ушами, когда им шепчут сладкие речи в них, а не орут, требуя беспрекословного повиновения, – нисколько не раскаивалась в содеянном бабушка Акулина.
Повинуясь негласному приказу Акулины, а точнее ее взгляду, костер погас. Две прыткие бабуси (хотя этим двоим и по сорок лет не дашь), подбежали к дядьке Назару. Они скороговоркой пробурчали заклинание, верёвки спали, и мужчина тут же кулем повалился на землю. Видать, давно они его подвесили, раз ноги затекли. Две худощавые «старушки»подхватили мужика под руки и, словно пушинку, потащили к единственному на поляне дереву – сам он идти не мог. Его ноги елозили по земле, оставляя борозды. Привалив Назара к дереву, бабуси вернулись к остальным.
– Место в центре костра освободилось, Акулина, давай к нам сюда Мирославу, зачем оттягивать ее воспитание! – многообещающе пробасила Евдокия.
Вот сколько себя помню, столько мы с ней не ладили. Я показала ей кулак и наткнулась на недовольный взгляд бабушки Акулины.
–Не забывайся, девочка. Старость надо уважать. Ты уже достаточно взрослая, чтобы понимать – старшие правы, даже когда не правы, – нарицательно произнесла старейшина рода и подмигнула.
– Извините! – пробормотала я неохотно, хотя мне это все равно не помешало показать самодовольной Евдокии язык.
– Я боюсь за нашу девочку! – тем временем жаловалась на меня старосте матушка. – Она вбила себе в голову, что влюблена в Елисея. Наделает глупостей – а потом всю жизнь будет расхлебывать. Надо с этим что-то делать.
– А он что? – строго спросила Акулина.
– А он – ничего. Ни одну юбку не пропускает. Ветреный больно.
Подобная матушкина оценка моего королевича меня возмутила.
– Он вовсе не такой! – вступилась я за Елисея. – Подтверди, папа, – призвала я скучающего в стороне родителя в помощники.
– Прости, перышко, но в этот раз я полностью согласен с Илорией, – отвел глаза отец и коротко кивнул старосте: – С вами ей будет лучше.
Из моих глаз хлынули слезы обиды. Тот, на кого я большего всего рассчитывала, отвернулся от меня. С матушкой мы всегда друг друга не понимали, но отец…
– Я не прощу тебя никогда, – бросила я, размазывая по щекам слезы.
– Никогда – это слишком длинный срок, со временем все позабудется, – по-доброму заметила Акулина. Ее мягкий, приглушенный голос успокаивал и вселял уверенность, что все будет хорошо. Не знаю, как это у нее получалось, но, не смотря на то, что обида на отца не прошла, на душе стало гораздо легче.
–Ты чего это, Мира, нюни распустила? Прорвемся, – смущенно кинулся меня успокаивать Зиги.
Действительно, чего это я разревелась? Я им еще покажу!
– Переноси сюда девочку, Илория, ты же знаешь, я не люблю долго ждать, –