впервые за последние месяцы представила его лицо: серьезное, с грустными зелеными глазами и высокими скулами, волевым подбородком и той родинкой под ним, и непослушные волосы, и ровный нос… Девушка открыла глаза и едва не задохнулась от увиденного: он сидел перед ней, на том самом месте, где минуту назад был Нукко. Смотрел на нее растерянно, и в любимых чертах читалась знакомая привычная усталость.
Дыхание сперло, словно кто-то невидимый схватил ее за горло.
– Ты…
Ника хотела коснуться его, подалась вперед, но внезапно повалилась на землю, и стало запредельно больно. Хотелось кричать! Снова кости горели огнем, и вновь казалось, будто кто-то внутри прорывается сквозь ее тело. Силуэт Саши расплылся окончательно и, последнее, что она увидела – это едкий туман, обволакивающий прозрачные стены, созданные вокруг них ведьмаком.
Яркая вспышка света поразила глаза. Белая спальня, разбитое стекло. Тяжело дыша, Ника поднесла руки к лицу: пальцы были в крови, ладони – в мелких порезах. Она истерично стала оттирать их об одежду, но отчего-то вместо брюк и рубашки на ней оказалось воздушное розовое платье. Голову наполнил противный звон. На четвереньках Ника попятилась назад и наткнулась на что-то мягкое. Тело мужчины. Он распластался на животе, в луже багровой крови, с разодранной спиной – как будто на него напал хищник.
– Нет… нет… это не я…
Ника обхватила голову руками и, закричав, калачиком свернулась на земле. Она как будто чувствовала осколок в ладони и снова видела, как била его – озверевшая, с неистовой нечеловеческой силой. И в то же время пыталась оттащить себя от тела, ведь не хотела же убивать, но не могла остановиться. Плакала и била, плакала и била.
– Не я… не я!
Ника ворвалась в светлую спальню со звонким смехом, и тут же на нее налетел черноволосый мальчишка. Они в обнимку прыгали по комнате, выкрикивая какие-то придуманные рифмы. Слова тонули в противном фоновом шуме, Ника чувствовала, что готова вот-вот потерять сознание, как вдруг мальчик остановился, положил руки ей на плечи и так серьезно, словно зрелый мужчина, сказал:
– Ты – мой лучший друг, не забывай!
И мальчик вдруг стал взрослым, а его яркие зеленые глаза налились свинцом. Он стоял на снежном крыльце, держал в руках мертвую тушку кролика, и по губам, скривившимся в зверином оскале, стекала кровь.
– Ты же мой друг, – шептала Ника, – не делай этого, пожалуйста…
– Какая разница, – откуда-то послышался другой голос, – он убьет нас. Он – зло…
А Саша еще сильнее оскалился и прильнул губами к тушке. Нику вырвало, и она обессиленно сползла по стене того дома в старом лондонском переулке, накрывая голову руками. И вдруг ее ступни пронзила жгучая боль. Она спешно скинула ботинки и стянула носки: пальцы на ногах опухли и покрылись мозолями, ногти посинели, а на подъемах рассыпалась сетка