1905 г. Комитет министров разработал «действительные (!) меры к устранению стеснений в области религии».
И снова царский манифест (17 апреля 1905 г.) «повелевает» (!) «присвоить наименование старообрядцев взамен ныне употребляемого названия раскольников» и предоставляется право сооружения старообрядческих церквей[279].
Старообрядческий храм в Глухове. Фото начала XX в.
Люди, по-своему крепко верующие, старообрядцы, загнанные в потайные срубы скитов[280], спрятанных в глухих заволжских лесах Керженца или на Севере, в Выговской пустыни, фанатики-протестанты[281], бегущие от новшеств в обрядности, заведенных патриархом Никоном[282], этого, по определению старообрядцев, «лютого смутника, ярости злодыхателя, огня фиального, вверженного в российское море…»[283] – эти люди старой веры прятались в моленных домах от нас «нехристиан». И теперь им дозволено было строить церковь! <Свою! Со всеми обрядами! Зачем им было прятаться теперь в темные срубы?>[284]
Ко мне обратился старик Поляков: «Вот вы, говорят, крепко знаете Русь, так вот церковку нам и выстройте, чтобы она была наша, своя, родная!»
Приехал я в правление Викулы Морозова, разговор пошел о месте, времени постройки, стоимости.
– Стройте поскорей (все еще было неверие к манифестам!). Место выберете вот с ним, – указал глава правления И.В. Морозов на низенького толстого и добродушного И.И. Ануфриева, называемого дядей Ваней, – он и будет следить за постройкой, что нужно, скажите, все будет…
Предложил я составить смету.
– Никакой сметы не нужно, сколько нужно, столько и будет стоить, только чтобы было хорошо!
Предо мной развернулось широкое поле деятельности, на котором я мог проверить свои силы. Появилась возможность дать новое, исходя из хороших традиций старого русского народного искусства.
Помчались грезы. Вспомнился наш Север…
Как-то внезапно, сидя в вечерние сумерки в парке в Кузьминках, где жил на даче, <куда приезжал только с полдня субботы и на воскресенье. Кругом была тишина, царившая тогда в этой “подмосковной”, где все было пропитано ампиром>[285], я вдруг увидел пред собой ясный силуэт шатровой, северной скромной церковки. Этот пригрезившийся силуэт я сейчас же набросил на клочке бумажки. Образец постройки неотступно был предо мной.
Закладка храма во имя св. Тихона Амафуссийского и Святой благоверной Анны Кашинской в д. Кузнецы Богородского уезда. Фото из журнала «Церковь» (1908. № 33. С. 988)
Приехал домой в Москву и сделал проект, не изменив нисколько задуманного силуэта.
Проект понравился, началась работа.
Рисовал я с увлечением и никаким другим делом не занялся, пока не установил в рисунках и чертежах все сооружение. <Русское искусство стало реальным делом>[286].
Погруженный в мир национального старого народного творчества, выискивая из музейных коллекций и из своих впечатлений образы, я спешил с работой. Время ушло