ходить не смел.
Заботясь об армейской форме
И видя в ней мужскую суть,
Онегин нажимал на нормы,
Значками украшая грудь.
Бег, жим, борьба, броски гранаты,
Разбор и сборка автомата —
Все хорошо. И лишь стрельбой
Не мог гордиться наш герой.
Но Женя к тиру рвется снова,
Из автомата – как шрапнель,
Град пуль. Все попадают в цель!
И взводный (их сержант суровый)
Его уж хвалит: нормы сдал,
Не в «молоко», а в цель попал.
Шинель, портянки и погоны —
Тот гардероб ему стал мил,
А камуфляжный цвет зеленый
И на гражданке б он носил.
Средь тьмы фуражек и пилоток
Он, словно х. й, на голых теток
Нацелившись, внедрялся в строй,
Мужскою вдохновясь игрой.
Лепили из него другого —
Послушного в бою стрелка,
Наводчика, подрывника
С чекистской чистою основой,
Привыкшего терпеть, молчать
И по уставу отвечать…
Деды рассказывали спьяну,
Как шли на ратные дела
По горным склонам Бадахшана,
Под крик муллы «Алла! Алла!».
Высаживаясь в ночь в Кабуле,
Они, младые, шли под пули,
Афганский постигая ад,
Без права отступать назад.
За что воюя – вряд ли зная,
Но магеллановым путем
И мы полмира обойдем,
Коль Родина велит родная.
Европа, Куба и Китай —
Почти все наш, советский край!
Письмо такого содержания
Однажды Женя получил,
Что Маня, вредное создание,
Нашла того, кто более мил,
Чем наш Онегин, – Митей звался
И ей солидней показался.
Наш друг (хоть смысла в этом нет)
Вмиг разорвал ее портрет —
Лик фотографии блестящей.
Ему измены – не беда,
(Досадно, что летят года)
И я скажу для правды вящей:
Подружек часто он менял,
И той же Мане изменял.
Я сам влюблен был два-три раза
В те дни, Эросом окрылен.
Но верь мне, друг: любовь – зараза,
Хоть ею человек рожден.
Приносит нам она несчастий
В избытке (в камуфляже счастья)
Со страстью мучит и томит,
Каким б ты ни был лыком шит.
Она тобой овладевает,
Клинчует, давит, рвет и мнет,
А человек пока живет
Всегда ей сердце доверяет.
Но, может, в юности когда
Любовь кому-то не беда.
Ведь помню я: младая дева
Однажды мимо вдруг прошлась.
Стрелу Амур пустил мне с неба —
И в сердце – раз! – и пролилась
Слеза моя ниц с красной кровью,
Вмиг ты, как я, пленен любовью,
Тебе и белый свет не мил,
И то, чем ты когда-то жил,
Теперь уж для тебя пустое —
Глаза ты вспоминаешь, стан
Ее, и сладостный обман
Вполне