хотела от них Власть, и, в конце концов, они поддерживали её во всём. Создавалось впечатление, что при определённых условиях они могли бы проголосовать даже за собственное уничтожение.
__________
Это был настоящий праздник. Город охватила массовая эйфория, как будто мы и в самом деле одержали победу в пока ещё не начавшейся войне. Окончательно перестав думать, дородные праздничные домохозяйки и их высохшие мужья, студенты и пахнущие нафталином ветераны, о которых вдруг вспоминали, словно, вынимая к подходящему случаю из старинных шифоньеров, рабочие и мелкие чиновники, обслуживающие всю эту гигантскую, скрежещущую и то и дело заедающую, но всё ещё продолжающую как-то функционировать машину, по переработке человеческого сырья, все они как один, раскрыв рты, внимали каждому слову бургомистра, прерывая его аплодисментами в специально предусмотренных для этого паузах. Речь его была перенасыщена такими словами, как «родина», «священный долг», «память отцов», «подвиг народа», «во имя», «во славу» и тому подобным. При этом он находился высоко на трибуне среди десятка как один похожих людей и так далеко от толпы, что никто не был уверен до конца, кто же на самом деле говорит в данный момент, и кто из них всё-таки бургомистр.
Мы стояли там, и у многих из нас не было понимания истинных причин происходящего или даже представления, что они вообще могут быть. В большинстве своём мы были полыми, и чужие мысли, и чуждые нам чувства легко наполняли нас. Многие уже сейчас были готовы и даже хотели отдать свою жизнь «во имя» и «во славу» каких-то весьма неопределённых и абстрактных вещей, которыми только и могут быть слова. А по ту сторону мира на такой же площади, перед таким же Дворцом Власти стояли такие же как мы люди, которых, так же как и нас, похожие одна на другую тени с трибун наполняли необъяснимой и совершенно иррациональной ненавистью к нам.
Продолжая испытывать непреходящее одиночество в толпе себе подобных, я вспоминал древние рисунки, на которых наши предки изображали диск земли, населённый по краям невиданными чудовищами, безголовыми людьми и другими монстрами, в существовании которых в то время никто не сомневался. Как оказалось, с тех пор мало что изменилось, в общем и целом мир оставался таким же плоским, а далёкие земли населяли всё те же безголовые монстры, и этого было более чем достаточно, чтобы всколыхнуть в каждом из нас очередную волну безграничной любви к своей и столь же безграничной ненависти к чужой родине.
Одной из самых больших загадок для меня оставалась природа власти над нами тех, кто разговаривал с нами с трибун и через кухонные громкоговорители. И хотя все эти первые и вторые лица время от времени сменяли друг друга в непрекращающейся борьбе за власть, в те редкие моменты, когда они представали перед обществом, положение их казалось незыблемым, и никто не сомневался в их существовании и могуществе, хотя уже завтра бывало трудно поверить в то, что было вчера.
Итак, каждый из нас сделал выбор, которого у