жалко и у всех на глазах совершал очередную глупость, пытаясь исправить предыдущую.
Я не скрывал свою ненависть к этому миру, и на прощание признался, что очень одинок. Это, единственное, что нужно было сказать, что бы до конца быть честным, хотя бы перед самим собой. «…как-нибудь», – донеслось до моих ушей, я кивнул, и подумал, что всё что у нас есть, только «здесь и сейчас», и никаких «как-нибудь» и «потом». Мы машинально пожали друг другу руки, натянуто улыбнулись, и сев в трамвай, я облегчённо вздохнул, оставив его и оставшись один, в своей бескрайней пустыне, где время от времени мне доводилось находить чьи-то следы.
Нет, никогда музыкант не сможет быть адвокатом, если только он не адвокат, который умело притворялся музыкантом. Если музыкант и способен на что-то другое, то лишь на то, чтобы быть никем, но кем-то другим – никогда.
Я не понимал его, хотя, когда-то мне казалось, что я его хорошо знал, но, как у нас принято говорить, чужая душа – потёмки, и порой мы подолгу бродим в них, натыкаясь на странные силуэты и силясь распознать такие обычные и знакомые нам вещи.
Совершенно подавленный, я искал оправдания своему никчёмному существованию, и почти завидовал людям, которые могли жить, и казаться счастливыми, искренне пытаясь верить в своё счастье. И хотя, в моём представлении, счастье – это лишь возможность заниматься тем, чем хочешь, и поступать так, как считаешь нужным, но даже и этого я почему-то никак не мог себе позволить. И я думал о том, как трудно быть одному в этом крохотном круге света среди кромешной вечности, где меня угораздило оказаться каким-то непостижимым образом.
Может я и в самом деле был не так плох, но никто не знал, каким трудом мне это давалось, и хотя я старался быть человеком изо всех своих сил, самым большим моим страхом было то, что однажды я с этим не справлюсь.
__________
Когда зубы начинают стремительно крошиться, когда в одно прекрасное утро приходит осознание того, что небо находится внизу, и становится невыносимо страшно ходить по перевернутой земле, не остаётся ничего другого кроме как придумывать свою жизнь заново, может быть такой, какой она могла бы быть. Но я не был бесплодным мечтателем, я всё ещё надеялся, и продолжал искать дорогу и человека, которые увели бы меня отсюда. И в этих поисках я бродил по нескончаемому Городу, но всё вокруг было одинаково, и я не мог отличить дом от дома и человека от человека. Бог знает, как они все узнавали друг друга и находили свои дома и квартиры, в которых и проходили большей частью их неотличимые в своём однообразии дни.
Больше всего меня раздражало то, в чём не было смысла, но его дефицит ощущался в Городе повсюду, и от этого в моей голове начинало происходить какое-то движение, и кто-то вновь начинал быстро перебирать множеством тонких паучьих лапок.
Мой учитель как-то сказал мне, что умение видеть смысл там, где его не видят другие, может быть как признаком великого ума, так и столь же великой глупости.
Даже если у меня и были какие-то дела, которых