ногами и стуча зубами от холода, они еле-еле расставались с парой медных монет, что терпеливо собирала Катарина в старую шляпу хозяина. Когда кто-то из зевак замечал, что не будь малышка такой хорошенькой, он не дал бы и одного су, девочка вспыхивала от гордости. Стало быть, и от неё есть толк. Бедняжка Ангелочек никак не могла смириться со своим актёрским провалом. Надежда хозяина вырастить из неё вторую Оливию рассыпалась, как трухлявое дерево. Катарина панически боялась высоты. Она могла ловко и грациозно пройтись по лежащей на земле верёвке, но стоило натянуть злосчастный канат всего лишь с полтуаза7 высотой, как девочка белела от страха и начинала так жалобно причитать, что казалось, заставит зарыдать камень. Оливия закатывала глаза и взмахивала руками, хозяин хмурился и вздыхал, а Катарина, запутавшись в юбчонках, падала на землю, задирая ноги в полосатых грубых чулках, выше головы. А после, кое-как отряхнув жалкую одежду, она бежала к Марселю за утешением. Эта парочка стала и вовсе не разлучной. Актёры лишь добродушно зубоскалили и отпускали нескромные шуточки. Однако ребятня не промах, вечно норовят устроиться на ночлег в обнимку.
Несмотря на скудную еду, холод и постоянное блуждание по дорогам, Марсель ни по чём бы не променял теперешнюю жизнь ни на какую другую. Только угодив к бродячим циркачам, он, наконец, почувствовал себя не пришлым чужаком, а частью этой странной и разношёрстной семейки. Ему нравилось, что в ней царила настоящая взаимовыручка и искренняя забота друг о друге. Хотя, сказать откровенно, воспитатели из актёров Жозефа Базиля были некудышними. Речь их была грубой, манеры оставляли желать лучшего. Марсель и Катарина спокойно сыпали бранными словечками, хохотали над непристойными шутками, и были достаточно осведомлены о любовных отношениях мужчин и женщин. По счастью, детский возраст избавлял их от слишком жгучего интереса, им было достаточно зарыться в солому и прижаться друг к другу, стараясь согреться в зимнюю ночь.
Чем жёстче суровая повелительница снежных бурь вступала в права, тем охотнее Марсель ждал уроков папаши Ястреба. Право же, когда стоишь затаив дыхание, прижавшись спиной к деревянному кругу и, едва успеваешь заметить летящий кинжал, пот градом льётся по лицу и кровь весело бежит по жилам, да так бойко, что от разгорячённого тела того и гляди, повалит пар. Вот это дело! Ему всегда нравилось ощущение риска, и как же глуп он был прежде, что ради него готов был прыгать в убогую речушку, или взбираться на мельничное колесо. Словом, Марсель чувствовал себя совершенно счастливым, если бы ещё Креспен был чуть поласковей со своим подопечным. Но папаша Ястреб вовсе не собирался проявлять к мальчику даже мало-мальского интереса. Он лишь скупо давал мелкие поручения, бросал едкие замечания о нерасторопности Марселя и делал вид, что едва терпит навязанного ему помощника. Хотя, иногда он растягивал узкие губы в одобрительной улыбке, но встретившись взглядом с мальчонкой, мигом хмурился и принимался