постчеловеческое существо, а ты – тот самый стандартный Хомо сапиенс.
Она благодушно похлопала по его сцепленным до боли в суставах руках.
– Не переживай так, в конце концов, ты даже, быть может, получишь гражданство.
Лишь через минуту он понял. Поднял яростный взгляд на Анну. Та улыбалась утешающе. Если бы он стиснул кулаки еще сильнее – на них бы кожа лопнула.
Именно так-то Адам Замойский узнал, что он предмет, собственность Макферсонов. Им владеют.
Однако устаешь даже от ярости: когда они покинули аэродром Пурмагезе, он впал в мрачное молчание. Старый негр косился на него в зеркальце заднего вида, все так же осклабившись. Вокруг джипа вода лупила кнутами в твердую землю.
Они въехали на подворье монастыря, Замойский выглянул в окно и увидел большой каменный колодец. Взглянул вверх: дождь падал из туч прямо на него, словно из пасти гигантской фузеи, убыстренный спиралями подвижных теней.
Анжелика побежала к дверям в глухой стене. Он вылез и направился следом. Входя в сухое помещение, слышал, как отъезжает джип: машина взревывала, пробуксовывая.
Стены даже внутри были холодными, темными от многовекового мрака, что проступал масляной росой на голых камнях.
Анжелика навязала темп почти маршевый, Замойский не собирался ни о чем спрашивать, пришлось бы тогда обращаться к ней из-за спины; он рта не откроет.
Монастырь, пусть бы при взгляде с аэродрома он и маячил на горизонте монументальной глыбой, на самом деле был спроектирован с большим уважением к пространству: коридоры, которыми они шли, были ровно такой ширины, чтобы двоим легко в них разминуться – и ни на палец шире. Никаких огромных залов, просторных холлов, монструозных лестниц Замойский не увидел. Никаких украшений, роскошного декора: камень, камень, камень, изредка дерево. Освещение на границе полумрака: сочащиеся желчью лампочки, скрытые в изгибах потолка. Кабели, тонкие, в поблекшей изоляции, ползли в щелях между камнями, закрепленные железными крюками.
Единожды они встретили мужчину с монголоидными чертами, в грязном свитере, в штанах из-под комбинезона и сандалиях. Анжелика обменялась с ним несколькими фразами на латыни. Тот кивнул Адаму. Потом ушел своей дорогой, не оглянувшись.
Они шли и шли, глубокими кишками здания, и Замойский, отрезанный глухими плоскостями гранита от влажной ночи, окончательно запутался. На сколько этажей они уже поднялись? Сколько раз повернули, сколько сотен метров прошли?
Внезапно Анжелика остановилась, отворила дверь слева и с изысканным полупоклоном указала в открывшуюся полутьму:
– Твоя келья.
Он сделал вид, что заглядывает.
– Выспись, – посоветовала Макферсон. – Завтра еще поговорим.
Он воткнул руки в карманы.
– Узник?
– В смысле?
– Ну, узник или нет!..
Усталым движением она откинула со лба черные волосы. Жест очаровал Замойского, но он придавил в себе это чувство.
Анжелика со вздохом качнула полуотворенную дверь. Та заскрипела так, что эхо пошло по всему монастырю.
– Узник? –