все солгали.
Не по своей воле, просто не сумели сдержать обещания.
Озеро затрещало, как ветки в лесу. Лед принялся раскалываться под ногами.
– Назад! – крикнула Сидни, сама не зная кому, им или Эли, но разницы не было. Никто ее не слушал.
Эли шел через озеро, за ними, за ней. Под его ногами лед оставался гладким и твердым, но стоило Эверу сделать шаг, как кто-то исчезал.
Шаг.
Озеро треснуло под Домиником.
Шаг.
Митч пошел на дно как камень.
Шаг.
Дол поскользнулся и упал.
Шаг.
Виктор исчез.
Шаг.
Один за другим они утонули.
Шаг.
И тогда она осталась одна.
С Эли.
– Привет, Сидни, – сказал он.
Иногда у него был нож.
Иногда пистолет.
Иногда кусок веревки.
Но руки Сидни всегда были пусты.
Она хотела дать отпор, хотела устоять, встретиться с монстром, но тело всегда ее предавало. Ноги сами поворачивались к берегу, скользя и скользя, пока она бежала.
Иногда почти удавалось.
Иногда даже близко ничего не выходило.
Но что бы Сидни ни делала, сон всегда заканчивался одинаково.
Сид села, задыхаясь.
Она проснулась от треска льда, шипения и щелкания озера. Ей потребовалось мгновение, чтобы понять: звуки не последовали за ней из снов, они шли с кухни.
Трескалась скорлупа яиц.
Шипел и щелкал бекон на сковородке.
Родители Сидни никогда не готовили завтрак. В доме всегда была еда – по крайней мере, в банке у раковины всегда были деньги на еду, – но никто не устраивал семейных застолий, ведь это значило собраться в доме всем в одно и то же время. В отличие от кино, Сидни не просыпалась от запаха еды, ни в рождественское утро, ни в дни рождения, и уж точно не в случайный вторник.
Всякий раз, когда ее будили ароматы бекона или тостов, она знала, что Серена дома. Сестра всегда готовила завтрак, настоящее пиршество, слишком много, чтобы можно было съесть.
– Голодная, соня? – всегда спрашивала Серена, наливая ей стакан сока.
И в какой-то момент, прежде чем опознать комнату, Сидни чуть не вскочила с кровати, чтобы ринуться к сестре на кухню.
Ее сердце заколотилось. Но затем она увидела чужие стены квартиры и красную металлическую банку на незнакомой тумбочке, в которой находилось все, что осталось от Серены Кларк, и реальность вновь обрушилась на Сидни.
Дол тихо скулил у кровати, явно разрываясь между преданностью хозяйке и чисто собачьей любовью к еде.
– Голодный, соня? – тихо спросила она, потрепав его между ушами.
Пес облегченно фыркнул и повернулся, приоткрыв дверь носом. Сидни последовала за ним в квартиру. Это была съемная, одиннадцатая за их путешествие, пятый город. Хорошее место – они всегда останавливались в хороших. Жили в дороге – в бегах – почти шесть месяцев, и Сидни все еще ходила, затаив дыхание, наполовину ожидая, что Виктор отправит ее прочь.