type="note">34, предпочитая им свои, более длинные и тяжелые мечи.
– Ночью вырежем всех этих паскудных баб сонными, – сказал он с уверенностью в голосе.
– Э-э, не так быстро! – Биарта соскочил с коня и встал напротив Дюрге. – Вишь, как размахался… Ночью все кошки серы. К тому же амазонки отличаются большой бдительностью. Уже проверено. Как бы нам самим не угодить в капкан.
– Но выпускать их из балки нельзя!
– Не горячись, – примирительно сказал трибун. – Конечно же, не выпустим. Окружим балку, снимем по-тихому дозорных и обрушимся на амазонок всей своей мощью.
– Когда?
– Утром. Как только начнет светать. Когда сон наиболее крепок. Но предупреди своих подчиненных, чтобы смотрели в оба! Если амазонки заподозрят неладное и ночью выскользнут из ловушки, то клянусь Геросом35, я распну твоих лазутчиков на первом попавшемся дереве!
– Мог бы и не предупреждать, Огненный Лис… – буркнул декурион, стегнул своего скифского конька и скрылся в высокой траве, да так быстро и тихо, что отвернувшийся на мгновение Биарта не заметил его исчезновения.
Трибун в восхищении покачал головой. Дюрге был его старым боевым товарищем. Казалось, что Биарта знает декуриона вдоль и поперек, однако умение опытнейшего лазутчика исчезать на ровном месте, на глазах наблюдателя, всегда вызывало в нем удивление и замешательство. Трибун даже иногда думал, что Дюрге спелся с нечистой силой. Иного объяснения способностей декуриона он не находил…
Рассвет проклюнулся какой-то робкий, словно солнце не хотело показываться из-за туч, чтобы не освещать бойню, уготованную фракийцами амазонкам. Ночные стражи воительниц, расположенные по краям балки, с трудом боролись со сном, который к утру начал одолевать даже самых стойких.
Невидимые в высокой траве, лучшие стрелки фракийской спиры ползли как змеи, совершенно неслышно. Не шевельнулась ни одна травинка, не затрещал сухостой, настолько осторожно и медленно продвигались вперед опытные воины. Лазутчики выяснили расположение постов, и теперь дело оставалось за малым – бесшумно снять утомленных бессонной ночью дев-воительниц. Они все еще пребывали в состоянии эйфории от удачного набега, поэтому их бдительность была ослаблена.
Эпоха римского владычества над фракийцами наступила с того момента, когда римляне взяли в плен вождя фракийского племени медов Спартака, впоследствии возглавившего восстание рабов в Италии. Но власть Рима на землях фракийцев утверждалась с трудом. Борьба то затухала, то разгоралась снова. Фракийцы то признавали власть Рима, то отвергали ее. После восстания 44 года фракийское царство было превращено в подчиненную Риму провинцию Мёзия.
Римляне уделяли Мёзии особое внимание. Там стояло множество римских легионов, устраивались поселения ветеранов, наделяемых землей и обладавших налоговыми льготами. В императорских салтусах (имениях) особенно процветали коневодство и овцеводство.