с громадными рюкзаками через деревню. Ветер, мокрый снег с дождём. На улице ни души, все сидят дома, пьют, поют, гармошка играет. Какая-то старушка выбежала на улицу, платком от снега прикрывается, глядит на нас, головой качает: «Бедные, кто же вас гонит?».
Летом все разъезжались, и из летних подмосковных походов помню только один, но какой! По Москве-реке на нескольких плотах! Каждый плот имел имя, обычно торжественное: «Парижская коммуна», «Стремительный». А экипаж одного плота колебался в выборе имени, и тогда кто-то (кажется, Мельчук) предложил: «Может, Свиноферма?». Командир безымянного плота, подумав, согласился: «Пожалуй, это подойдёт». И потом им кричали: «Эй, на Свиноферме! Держи правее, на мель сядете!».
Мы – колхозники
Сотрудники Института русского языка и позднее Информэлектро довольно часто работали на московских овощных базах. Мы сортировали овощи (к фруктам нас не подпускали), фасовали их по пакетам. Рассказывали, что в пакеты картошки один сотрудник вкладывал карточку: Укладчик – доктор физико-математических наук (имя, фамилия). В своё оправдание он сказал: «Я привык нести ответственность за свои дела». Подобный случай приводится в фильме «Гараж» замечательного режиссера Эльдара Рязанова. Член-корреспондент Академии наук на овощной базе вкладывал в пакеты, где обычно помещают бумажки типа «Укладчица № 2», свою визитную карточку.
Почти каждую осень я на две-три недели отправлялся на работу в колхоз или совхоз. Колхоз – сокращённое «коллективное хозяйство», совхоз – «советское хозяйство», но ни там, ни там не могли собрать урожай без помощи студентов, заводских рабочих, научных работников.
В первую мою поездку в колхоз я познакомился и сдружился с коллегой-этимологом Толей Журавлёвым. Помню, начало новой жизни отмечалось в местной столовой. Толя сказал: «Жаль, что наше пребывание в колхозе начинается с попойки». Но всё до поры до времени было хорошо: всего в меру – и работы, и отдыха. Но в конце, уже после моего отъезда, Толя, не терпящий хамства, сказал «пару ласковых слов» какому-то заводскому громиле и сильно пострадал в завязавшейся драке.
В 61-м году я ездил в колхоз с двумя сотрудниками ФБОН АН СССР (Фундаментальная библиотека общественных наук). Позднее библиотека получила новое имя – ИНИОН (Институт научной информации по общественным наукам) и новое здание рядом с метро «Профсоюзная». Я любил работать в уютных маленьких зальчиках этой библиотеки и очень жалел, когда она сгорела.
В колхозе нас приставили к кобыле весьма почтенного возраста, но с красивым именем Венера. Нас, естественно, именовали венериками. Запрягши кобылу (помогал мой детский опыт), венерики, экипаж телеги боевой, грузили мешки с накопанной картошкой и отвозили её в деревню.
С одним из нашей троицы – Лёней Гордоном мы без конца болтали о поэзии и истории. Эрудированный историк, он рассказал нам много интересного, например, о знаменитом немецком учёном Фридрихе Ницше. Во время франко-прусской войны 1870–1871 гг. он был санитаром, и уже тогда у него, поражённого увиденным, появились первые признаки психического расстройства. В 1880-м, когда ему было всего