века хранится святая чаша. Девушка надеялась, что исповедь и молитва перед святыней успокоят её душу. В сером свете раннего утра княжна самой себе казалась бесплотной тенью, бесшумно подходящей к церкви. Резная дверь из местного дуба была приоткрыта, и Мария проскользнула в щель.
Пожилой священник, крестивший её саму, отца и брата, многолетний духовник княжеской семьи, тихо молился у алтаря, а теплое сияние золотой чаши пробивалось сквозь алтарную преграду. Оказавшись в родном храме, девушка почувствовала себя лучше. Священник благословил и прижал к груди свою духовную дочь. Её темные глаза стали, казалось, еще больше за эту ночь, а безукоризненный овал лица словно истончился.
– Откройся мне, дитя, скажи, что за горесть привела тебя сюда в этот час.
– Я чувствую, что нас ожидает большая беда, – дрожащим голосом сказала Мария.
Гонец влетел во двор замка и осадил разгоряченного коня. Доложили князю, он вышел на балкон.
– Вести от московского князя, великий князь, – с поклоном сказал гонец. Князь сделал ему знак подняться в приемный зал и воссел на трон. Гонец приблизился, опустился на колено и подал государю запечатанный красным сургучом пакет с оттиском двуглавого орла, герба Византии, а теперь и Московии. Князь Иван III женился на византийской царевне Зое Палеолог, получившей в Москве имя Софья, а московское княжество приняло герб павшей под ударами турок империи.
Князь Мануил велел позаботиться о гонце, привезшем, наверное, важные вести, и удалился в комнату для совета. Оставшись там один, князь извлек кинжал из ножен и вскрыл пакет. Перечитав несколько раз текст, написанный золотыми буквами на пурпурном пергаменте, он надолго задумался, а потом велел позвать к себе дочь. Он принял княжну, сидя на троне. Когда бледная взволнованная Мария, одетая как подобает княжне, вступила в тронный зал, отец сказал:
– Приблизься, дитя мое, тебя ожидает блестящая судьба.
Мария пошатнулась, но справилась с собой, подобрала подол платья из голубой шерсти, твердой походкой подошла к трону отца, склонилась в глубоком поклоне. Он ласково поднял её и усадил рядом с собой.
– Радуйся, дитя, московский князь просит твоей руки для своего сына Ивана. К нам следует его посольство с богатыми дарами.
Мария побледнела, рука её, лежащая в ладони отца, похолодела. Перед её внутренним взором стояло прекрасное лицо Гвидо, а сердце заныло. Ей придется отринуть свою любовь и уехать в далекую Москву. О том, чтобы ослушаться отца, она даже не подумала.
Вот её судьба и решена, но почему так стонет душа. Она не говорила с Гвидо о своей любви и пресекала все его попытки говорить на эту тему. У них нет будущего, но имя Гвидо Фальконе казалось ей написанным кровавыми буквами на полу тронного зала.
– Да, отец, я исполню вашу волю, – ответила княжна, целуя руку князя. Он обнял дочь. Конечно, он и не думал, что она осмелится противоречить ему. Его дочь хорошо воспитана,