пальцы вцепились в край стола. Я не стал отрывать рубашку одним рывком, а сделал это постепенно, не обращая внимания на его крики и стоны. В какой-то момент Шут не выдержал, ударил кулаком по столу, уронил руку на колено и уперся лбом в каменную столешницу.
– Уже все, – сказал я, закатав рубашку ему на плечи.
– Как они выглядят? Плохо?
Я придвинул подсвечник с несколькими свечами поближе и внимательно осмотрел его спину. Как страшно он все-таки отощал – позвонки отчаянно выпирали из-под кожи. Раны зияли, но крови не было.
– Раны чистые, но пока не закрылись. Нам и не надо, чтобы они сейчас закрывались – пусть сначала заживут в глубине. Придется еще немного потерпеть.
Шут не издал ни звука, пока я втирал лавандовое масло. Когда я добавил к маслу медвежьего сала с чесноком, смесь получилась не самая благоуханная. Обработав все раны, я приложил к спине Шута чистый кусок полотна и прилепил его при помощи того же сала.
– Вот чистая рубашка, – сказал я. – Постарайся не потревожить ткань на спине, когда будешь переодеваться.
И я отправился на другой конец комнаты, где стояла кровать. Кровь и гной испачкали простыни. Надо будет оставить Эшу записку, чтобы принес чистое белье. Хотя умеет ли мальчик читать? Наверняка. Даже если мать не научила его, чтобы он помогал ей в делах, то Чейд уж точно первым делом позаботился, чтобы новый ученик освоил грамоту. А пока я сделал, что мог, – перевернул подушки и расправил простыни.
– Фитц? – окликнул меня Шут.
Он по-прежнему сидел у стола для опытов.
– Я здесь. Просто перестелил тебе постель.
– Из тебя вышел бы хороший слуга.
Я промолчал. Неужели он пытается насмехаться надо мной?
– Спасибо, – добавил он. И чуть погодя: – Чем займемся теперь?
– Ну, ты поел, раны мы обработали. Наверное, теперь ты хочешь немного отдохнуть?
– Честно говоря, я ужасно устал отдыхать. Так устал, что уже ни на что не способен, кроме как дойти до кровати.
– Тебе, наверное, очень скучно тут одному.
Я стоял, не двигаясь с места, и смотрел, как Шут, спотыкаясь, ковыляет к постели. Он не хотел, чтобы я помогал ему.
– Скучно… Ах, Фитц, знал бы ты, как это замечательно – скучать. Бывало, я долгими, бесконечными днями гадал, когда за мной явятся, какую пытку придумают на этот раз и сочтут ли нужным дать мне воды и еды до или после… Стоит вспомнить об этом, как скучный день становится желаннее самого веселого праздника. А по пути сюда я страстно мечтал, чтобы моя жизнь стала предсказуемой. Чтобы знать, добрый человек мне встретился или он на самом деле жесток, знать, будет ли чем утолить голод завтра, удастся ли найти сухое место для ночлега. Эх…
Шут уже подошел довольно близко и вдруг остановился. На его лице промелькнули такие чувства, что у меня защемило сердце. Он не хотел делиться этим со мной.
– Кровать тут, слева от тебя. Вот так, да, ты ее нащупал.
Он кивнул и ощупью двинулся вдоль постели. Я откинул одеяла, чтобы он мог лечь. Шут присел на краешек, мимолетно улыбнулся и сказал:
– Такая мягкая…