камни в озеро молчания.
– Это верно, – сказал я. – Твоя жизнь по-прежнему висит на волоске, Шут.
Он улыбнулся. Улыбка больше не красила его – шрамы на лице сложились в гримасу.
– Если бы на кону стояла только моя жизнь, старый друг, я бы уже давно лег на обочине и помер.
Я ждал. Шут начал есть.
– Месть? – тихо спросил я. – Месть – не то, от чего стоит отталкиваться. Месть не отменит того, что с тобой сделали. Не восстановит разрушенного. – Я вернулся мысленно к тому, что было со мной много лет назад. Мне не очень хотелось делиться этим даже с Шутом, поэтому я говорил медленно, преодолевая сопротивление в себе. – Однажды я пил всю ночь, ворчал и кричал на тех, кто не мог меня слышать. – Я сглотнул тугой ком в горле. – А потом понял, что нельзя вернуться во времени назад и исправить то, что сделали с моей жизнью. Невозможно исцелить разбитое сердце. И простить тех, кто его разбил.
– Это совсем другое дело, Фитц. Молли и Баррич не хотели тебе зла. Они думали, что ты умер. А им надо было жить дальше.
Он откусил кусок клецки и тщательно прожевал. Отпил немного золотистого вина, прокашлялся.
– Как только корабль отошел достаточно далеко от берега, матросы сделали именно то, чего я опасался. Они забрали все, что показалось им ценным из нашего имущества. Прилкоп потерял все маленькие кубики из камня памяти, который так старательно отбирал. Матросы понятия не имели, зачем они нужны. Большинство из них не могло слышать песни и истории, запечатленные в кубиках, а те, кто мог, боялись этих голосов. Капитан приказал выбросить все за борт. А потом нас заставили трудиться, как рабов. Они и собирались продать нас в рабство, как только доберутся до ближайшего рынка.
Я слушал молча, не шевелясь. Обычно Шут был неразговорчив, но сегодня слова так и лились с его губ. Может быть, он мысленно составлял этот рассказ, когда был один. А может, из-за слепоты чувствовал себя более одиноким и ему хотелось поделиться своими переживаниями?
– Я был в отчаянии. Прилкоп, насколько я мог видеть, крепнул день ото дня, тяжелый труд шел ему на пользу. Но я лишь недавно умер и воскрес. И теперь стремительно терял силы. Ночью, ежась от холода на палубе, открытой ветрам и дождю, я смотрел на звезды и утешался тем, что мы плывем в нужном направлении. «Мы не похожи на Белых Пророков, – говорил я себе, – но стоит нам сойти на берег, люди увидят, кто мы такие на самом деле. Надо только потерпеть».
Он отпил еще вина. Я замер, ожидая продолжения. Шут немного поел, потом наконец заговорил снова:
– И вот мы приплыли. Прилкоп оказался почти прав. Едва мы прибыли в порт, его купили с торгов, а я… – Он умолк. – Ох, Фитц, этот рассказ так выматывает меня. Я не хочу вспоминать. Плохое время. Но Прилкопу удалось найти кого-то, кто ему поверил, и не так уж много дней спустя он вернулся за мной. Они выкупили меня по дешевке, и его покровитель помог нам с Прилкопом добраться туда, куда мы так стремились. В Клеррес и нашу школу.
Он пригубил вино. Я гадал, о чем он умолчал. Что могло произойти с ним такого ужасного, если Шут даже не хотел