я все-таки собрался духом и решил спросить совета у Кусочкова. Должна же все-таки быть от него какая-то польза!
Священник поскреб свой лысый подбородок, размышляя, и выдал:
– Вот в школе у вас вечно между собой разговоры о фильмах про супергероев, книги о мальчике волшебнике, странная музыка, которую твои одноклассники зовут попсой.
Я кивал и рассматривал синеватое пятно на ногте большого пальца – пару дней назад не слишком удачно приколотил половицу.
– Все эти сериалы, комиксы… Ты словно в плену. Сидишь, окруженный испытаниями и соблазнами. И, знаешь, что?
– Что? – я перестал созерцать ноготь в надежде, что сейчас Кусочков выдаст мне решение всех проблем.
Отец Анатолий подошел к полке с книгами, вытащил тоненькую брошюрку и, послюнявив палец, полистал ее. Найдя нужное место, он откашлялся и зачитал:
– «А что делает мудрый человек в плену? Он не рвется через колючую проволоку, не митингует, не ударяется в тоску, не сетует на своих надсмотрщиков и конвоиров. Оказываясь в пленной ситуации, он садится, осматривается вокруг и говорит: «Так, будем устраиваться и жить здесь5».
Кусочков протянул мне тонкую книжонку. На ее обложке я прочитал «Церковь, дети и современный мир».
Да уж, так себе выход.
– Никакие внешние обстоятельства не могут обременить духовного человека по-настоящему, – сказала отец Анатолий. – Будь выше ситуации и приспосабливайся. Нельзя трусливо прятаться от действительности, какой бы она ни была. Наш мир жесток, но нужно отвечать ему любовью. Да, и, в конце концов, – буднично добавил Кусочков, глядя на мою кислую физиономию, – устанут-перестанут. Ты новенький. Но скоро к тебе интерес остынет. Это даже лучше, что они не приняли тебя. Знаю я этого Леху. Или ты хочешь оставить школу?
Конечно, нет! Хотя, будь мамина воля, она учила бы нас только псалмам и держала бы у своей юбки. Благо отец Анатолий не был против учебы, боялся, наверное, что мама во вдохновленном порыве упорхнет поближе к какой-нибудь православной гимназии. Поэтому, обычно, он повторял: «Кесарю – кесарево, богу – богово» – и наставлял маму чаще водить нас в церковь.
А пока, каждый будний день, я добровольно сдавался в плен. Но однажды Леха все-таки добрался до вершины своей вседозволенности. И я не выдержал.
***
Как-то я, не подозревая беды, возвращался из столовой в класс. Каланча с утра был не в духе, и я старался его избегать.
А он, кажется, наоборот.
Леха налетел на меня со спины, повалил и стал бить головой об пол.
– Подставляй левую щеку, Святоша! – бойко выкрикнул он.
Его дружки столпились и заулюлюкали. А Каланча, несколько раз приложив меня к школьному линолеуму, как ни в чем не бывало, отправился дальше.
Я сел и запустил руки в волосы. Справа у виска назревала здоровенная шишка.
Я быстро поднялся – не сидеть же