вздохнул и забрался в чан. Ледяная вода обожгла. Кусочков бубнил там что-то, прикладывая руку к моей макушке, чтобы я погрузился с головой. И так три раза. Все это было довольно быстро, но тело сводило от холода. Наконец, таинство свершилось, и папа бросился растирать мою пупырчатую кожу полотенцем.
Кусочков надел на меня крестик и подпоясал для усмирения «живота» – страстей (ведь не зря говорят – совсем распоясался) тонкой нательной веревочкой – подарком Ольги. Тогда этому обряду я не придал значения, потом же мне стало казаться, что тоненький пояс на самом деле те еще оковы.
После таинства была самая приятная часть – трапеза. И вот, наконец-то, можно ехать домой.
В автобусе я прислушивался к себе. Поменялось ли что-то? Но кроме заложенного носа от студеной водички в прохладном храме перемены в себе я не чувствовал. Никакой легкости, никакой святости. И я даже разочаровался как-то, и немного грустил до приезда домой. Хотя вафельный тортик с горячим чаем перед сном излечили меня от непонятной тоски.
***
На следующий день в гости пришла бабуля, поглядеть на новокрещенную семью. Сама она креститься наотрез отказалась.
Мама засуетилась.
– Садись вот сюда, тут посветлее, – сказала она, махнув рукой на тумбочку у окна.
Бабушка пожала плечами, достала из сумки пакет с печеньем курабье, положила на обеденный стол и села за тумбочку. Мама включила электрический чайник.
– А мы вот только чай попили, – затараторила мама.
Мы с братом притихли, переводя взгляд то на маму, то на бабушку. Вчера мама нам рассказала, что отныне нельзя садиться с мирянами2 и никонианами3 за один стол и есть с ними из одной посуды тоже нельзя. Теперь же предстояло применить теорию на практике. Но, кажется, бабушку предупредить забыли.
Анька теребила длинную, до пояса, тонкую русую косичку и не сводила взгляда с пакета с печеньем.
– Мам, я тоже чай буду! Я не пила! – все-таки сдалась наша маленькая слабовольная сестра.
Вчерашняя лекция вылетела из ее головы при виде печенья… или бабушки.
Мама замялась с кружкой в руке и нервно поправила второй рукой платок на голове, который теперь решила носить постоянно. К слову, платок ей ужасно не шел, и казалось, что сейчас в комнате две бабушки.
Бабуля Первая вопросительно зыркнула на псевдобабушку:
– Что тут вообще происходит?
– Ну, понимаешь… Мы же теперь окрестились… А ты нет…
– И? – не сдавалась бабушка.
– Ну, мы теперь не можем есть за одним столом с мирянами.
– Чтоооо? Так, – бабуля резко встала и пересела за обеденный стол. – Или мы все дружно пьем чай, или я ухожу, и сама как-нибудь справляйся с тремя детьми.
Ольга, конечно, иногда сидела с Анькой, но она ведь работала. Так что мама, зависнув не несколько секунд, решила что «с ее здоровьем» можно пойти на уступки, и беспомощно