старое-престарое кафе – оно повидало не одно поколение жителей. Ему не намного меньше лет, чем Фрауенкирхе. Маленькое, с виду невзрачное, но внутри – стоит сделать шаг – попадаешь в тихий уютный домик, где под руководством хозяйки в традиционных чепчике и переднике, украшенных оборками, творятся незамысловатые блюда. Поживиться здесь можно картошкой, тушёной капустой с куриным мясом, изредка свининой, бутербродами да булочками, которые тётушка Урсула печёт с особой любовью. Муж её, долговязый и носатый Ганс, в соседнем переулке варит первоклассное пиво, и потому туда ходят мужчины пропустить кружку-другую. Там обычно шумно. Но не здесь, где всё ещё белокурая тётушка Урсула (а ведь ей минувшей зимой седьмой уж десяток пошёл) хранит покой таких, как Лени, кормит случайных прохожих (нарочно сюда мало кто заглянет) и угощает ребятишек, прибежавших с каруселей на Грюнештрассе полакомиться сахарными булочками и какао.
Сегодня это кафе совсем пусто – и неудивительно, все готовятся к Пасхе. Но тётушка Урсула, как всегда, на своём посту. Лени приветствует хозяйку. «Как поживает ваш муж?» И та, просияв, так что многими лучами искрятся голубые, нисколько не выцветшие глаза, отвечает: «Спасибо, фрёйлейн Лени. Он может стоять на ногах и варить пиво, а что ещё нужно?..» Потом тётушка Урсула, заметив, как Лени садится на скамью, грызя брецель, говорит: «Фрёйлейн, не желаете ли чего? Солоно вам, должно быть?» Лени просит только кофе покрепче, самый горький. И учтивая хозяйка ничего больше не спрашивает, а спешит подать напиток.
Эта скамья, что в самой глубине, у окна, столько раз принимала их с Леоном! Когда они долго бродили в здешних местах, заходили в конце пути к тётушке Урсуле, ели печёный картофель с колбасой или тушёную капусту с мясом. Брали кофе и какао и сидели долго-долго, пока у Леона не кончатся все истории «на сегодня». Частенько Леон прихватывал книгу, которую в школе задавали прочесть Лени, а она этому чтению противилась, и брат исподволь рассказывал, время от времени ныряя в книгу и выныривая из неё. Бывало, Лени засыпала или уходила мыслями в другие истории, и тогда на следующий день на уроке она рассказывала начало из книги, а продолжение из того, что ей снилось.
Леон! Не оставляй меня… Я без тебя не могу. Я заблужусь здесь, Леон. Воды Никсетрэнен поглотят меня, небельфельдский лес закружит, туман сделает меня незрячей.
Она у берегов Никсетрэнен, склонённая над телом брата. И прекрасная мысль посещает её: ведь если сохранить его сердце, спрятать подальше от всех, тогда она будет одна обладать Леоном, тогда она не будет совсем без него. И вот каким-то чудом рука Лени, опускаясь на траву, находит стеклянный сосуд. Лени сначала осязает – эти стеклянные прохладные округлые стенки, а потом торжествует… Сердце Леона навсегда останется с ней. Это будет почти её собственное сердце. Она спрячет его, а когда придёт время умирать, Лени ляжет, взяв его к себе на грудь, и умрёт так, счастливая,