соотношения можно переосмыслить как временны́е» [Иванов, Топоров 1966: 16]. С этой точки зрения праязык можно представлять не как статическую единообразную систему и не как систему изоглосс, а как систему ареальных структурных тенденций (изохронов); наложение изохронов на изоглоссы формирует и видоизменяет конкретный языковой тип, отражая процесс, названный выше «праиндоевропейской инерцией»37. На уровне инвариантов праязык есть не более чем чистый индоевропеизм, т. е. некоторое типологическое состояние, некоторая структурная предрасположенность к изменению в определенном направлении. Этот индоевропеизм языковой структуры существовал в виде конкретных локальных вариантов, достаточно демократичных в типологическом отношении, т. е. допускающих включение в индоевропейскую тенденцию языков, прежде в нее не входивших. Для этого необходимо было лишь наличие некоторого типологического минимума, обладая которым язык мог войти в ареал той или иной типологической тенденции, что, впрочем, зависело также и от степени интенсивности этой тенденции в условиях стыка с конфликтирующими тенденциями38. В процессе развития может происходить как дальнейшая специализация типологических тенденций путем их расщепления, так и конвергентные обобщения.
Из сказанного, между прочим, следует, что история языка есть последовательность его конкретных типологических состояний, и задачей реконструкции является, таким образом, не восстановление праявлений, как считает В. Пизани, а восстановление «прасостояний» (ср.: [Серебренников 1965]), в связи с чем особое значение приобретает метод внутренней реконструкции39, потребность в котором возникает не только в случаях, отмеченных У. Л. Чейфом [Сhafe 1959: 478], но также вследствие одного любопытного парадокса сравнительно-исторического метода (внешней реконструкции): осуществление реконструкции праязыка предполагает наличие группы родственных языков, а для установления генетического родства нескольких языков необходимо показать, что они могут быть возведены к одному праязыку. Этого парадокса можно избежать, если принять предложенное здесь понимание праязыка как некоторого типологического состояния. В этом случае языки, родственные по происхождению, определяются как такие языки, предельные типологические состояния которых, доступные реконструкции, совпадают. Если для двух или нескольких языков предельные типологические состояния, доступные реконструкции, характеризуются различиями, объяснимыми в рамках принятой процедуры, то такие языки являются сородственными. Если же, наконец, для указанных различий такое объяснение невозможно, то языки являются неродственными. В свете приведенных определений большой интерес представляет вопрос о соотношении двух типов реконструкции (внутренней и внешней), который не может быть, однако, здесь рассмотрен, так как это значительно отдалило бы завершение и без того затянувшегося обсуждения.
Отметим