как может быть неудобно только гостю, которому тактично намекнули, что он пришёлся не ко двору. Спасибо, что зашли, будем премного благодарны, если забудете дорогу в наш дом. Низкий поклон в пол, пока-пока! Им тоже неловко, они прячут глаза и бормочут шаблонные напутствия. Приёмная мама пытается изобразить сожаление на своём круглом румяном лице, силится выдавить скупую слезу, но у неё это плохо получается – навыка нет.
Я буду названивать ей ещё какое-то время с вопросом, могу ли я вернуться обратно в их семью и каждый раз натыкаться на размытое – I don’t know, honey[21]! Это решаю не я. Как нелепо. Я чувствовала себя такой чужой в этом доме, но мне невыносима мысль, что придётся заново привыкать к незнакомым людям, которые могут оказаться ещё хуже. Я плачу, вновь и вновь пересматривая папку с фотографиями из дома. Всё бы отдала, чтобы оказаться сейчас там, зарыться с головой в старое колючее одеяло из верблюжьей шерсти. Никому я не нужна.
В новом доме жильцов гораздо больше, он кишит постояльцами, как муравейник. Это явно идёт мне на пользу – я отвлекаюсь на людей, на происходящее вокруг, и это несколько притупляет сосущую боль одиночества.
Дом, как это часто бывает в пригородах Америки, одноэтажный, но при входе есть спуск в цокольное помещение – полноценный второй этаж. Он не такой ухоженный и уютный, как дом полицейских: здесь нет ковровых покрытий и мягкой мебели, нет картин с видами гор, телевизора с большим экраном в каждой комнате и бегового тренажера, который в часы досуга любит терзать сестра-чирлидерша. Но для жилья подвал вполне пригоден. Большую его часть занимает мастерская деда – мужа хозяйки. Всё свободное время он проводит здесь: вечно что-то пилит и стругает, хотя я не видела ни единой полезной вещи, вышедшей из-под его рубанка. Хоть бы буратино какой завалялся под лавкой – нет, одни кривобокие уродцы валяются там и сям. Такое впечатление, что он просто любит пилить. И стругать. И монотонно долбить молотком, делясь глубоко спрятанными эмоциями с изувеченными кусками дерева.
Глава дома – старая, худая, жутко въедливая бабка. Из той категории людей, у которых ответов больше, чем вопросов во вселенной. Человек, который точно знает, как всем жить. Разумеется, я автоматом попадаю в чёрный список тех гадов, которые вечно портят идеальную картину мира – я не умею вести себя «как надо». Хищная улыбка не сходит с лица хозяйки, она постоянно подхихикивает, как клоун-людоед из фильма ужасов. Мне страшно оставаться с ней один на один – ещё в ногу зубами вцепится.
В доме квартирует семья чехов – мама, папа и два ребенка – дочь лет двенадцати и восьмилетний пацан. Мама и доча трещат на английском, как на своём родном, сразу видно, что в ЮэС не первый раз. Девчонка одета на американский манер: жёлтые боты, широкие штаны, белая толстовка с капюшоном. Втайне завидую – я-то до сих пор хожу в своих единственных джинсах и заношенной до дыр футболке. Хорошо хоть удалось купить чёрные ботинки – они жарковаты для лета, но это мелочи жизни. Зато я в них не выгляжу, как русский лох из деревни.
Папа-чех не говорит