улыбается.
От счастья Лийсу тошнит. Она зажмуривается, отпускает руку мужа и своей рукой делает странные круги в воздухе.
– Было очевидно, что все хорошо, – экспертом заявляет Зеев и старается незаметно размять затекшую руку.
– Что значит «три сердца»? – удивляется он.
– Ваша жена носит двойню. Я отчетливо слышал биение их сердец. Правда, никак не мог сообразить из-за постоянного шума, – доктор бросает взгляд на ноги Зеева и добавляет, скорее, мечтательно. – Их ритм сердец один в один сливался, один в один…
– – ◪ – -
В небольшой комнате, специально оборудованной под родильную, в обществе отца, доктора Мальсбера, приглашенной повитухи и, разумеется, матери, – на сцене появляюсь я.
За мной рождается брат. На восемь минут позже.
Семь из восьми минут я не дышу.
Доктор всячески пытается реанимировать моё маленькое, обмякшее, посиневшее тельце. Он вкалывает медикаменты. Насильно вдувает мне воздух в мой маленький беззубый рот, в котором не бывало ни звука. Проводит массаж сердца.
Пульс не прощупывается.
Отчаявшись, доктор кладет на мое пузо ладонь, закрывает глаза и мнит себя великим лекарем, силою мысли лечащим души.
А во мне – вес три с четвертью и души ни на грамм. Поэтому одолжений доктору Мальсберу я не делаю, и получается все именно так, как всегда получается и у него, и у меня.
Почти трагедия. Ведь сколько стараний произведено над моим созданием. У бога. У родителей. Зачесть даже доктора Мальсбера. Всем бы мне быть должным.
Да только я мертв.
Доктор сдается и отходит.
Подходит отец. Его глаза как озера, тревожимые дождем, широко раскрыты, и из них непрерывно текут слезы. Когда он склоняется надо мной, слезы падают на меня. Отец шепчет что-то, взяв пальцами мою маленькую ручку. В его словах нет смысла, лишь набор звуков, что в беспамятстве отец не осознает.
Мать, тем временем, вне себя, ничего не понимает и не воспринимает. Она тужится и вопит. Вопит, потому что убеждена: тужиться молча в данной ситуации безрассудно.
– Вылез, вылез! Еще один! – провозглашает повитуха с младенцем на руках, очищая от слизи.
Отцу кажется, что он потерял контроль над взором. Слезы все текут из его глаз. Он быстро вытирает их и подходит к моему брату прежде, чем его парализует страх перед возможностью второй потери.
Освободившись от материнского нутра, брат пронзительно горланит. Мое тело стремительно набирается жизни вслед за его криком. Я хватаю воздух ртом и носом и постепенно оживаю, подергивая то ручкой, то ножкой. Мое лицо искажено страданием. С моих уст не доносится ни звука.
Повитуха наскоро протирает брата полотенцем и протягивает его отцу.
– О-о-о, какой трогательный папаша, – умиляется она от вида рыдающего отца. – Я вас поздравляю, у вас близнецы!
После истошных воплей матери у повитухи, должно быть, вылетает из головы, что я совсем не кричал.
Отец медленными деревянными движениями берет брата. Теплого