торопливо проговорила я. – Ну, в общем и целом.
– Тогда в чем дело? В уроках плавания?
Я попыталась отвернуться, но мама крепко держала меня за подбородок.
– Нет, – соврала я, отводя глаза, насколько было возможно.
– Я думала, мы решили эту проблему. Или ты боишься, что не сработало?
Ну почему, почему я не сообразила сразу? Как можно быть такой тупицей? Неужели нельзя было догадаться, что, как только я «излечусь», меня сразу отправят на плавание!
– Просто живот болит, – слабым голосом пробормотала я.
– Брось, поросенок, ничего у тебя не болит, и ты сама это прекрасно знаешь. – Мама наконец-то отпустила мой многострадальный подбородок. – Вперед! Труба зовет! – Она шлепнула меня по мягкому месту. – Все будет хорошо, вот увидишь, – ласково добавила она.
– Ага, – буркнула я и нога за ногу побрела по причалу на набережную, к автобусной остановке.
Когда я вошла в класс, миссис Партингтон как раз закончила перекличку. Она выразительно посмотрела на часы и сказала:
– На сей раз я закрою глазок, но больше не опаздывай.
Она всегда так шутит. Мы смеемся, потому что один глаз у нее на самом деле слепой, и ей даже закрывать его не надо. Он такой же ярко-голубой, как и зрячий, но совершенно неподвижный. Этот глаз буравит вас, даже когда миссис Партингтон смотрит в другую сторону. Жуть, короче. А когда она с тобой разговаривает, ты вообще не понимаешь, куда смотреть. Поэтому при ней мы стараемся вести себя тише воды, ниже травы. Класс миссис Партингтон всегда самый дисциплинированный.
Впрочем, сегодня мне было не до смеха. Извинившись, я прошла на свое место и села, запихнув под стол ненавистную сумку.
Утро выдалось кошмарным. Я ни на чем не могла сосредоточиться. Мы проходили сложение и вычитание одночленов, и я все время ошибалась. И ужасно на себя сердилась, потому что раньше всегда справлялась с математикой. Миссис Партингтон неодобрительно поглядывала на меня своим здоровым глазом.
Когда прозвенел звонок на перемену, я на самом деле почувствовала себя больной. Нужно было успеть к автобусу, который отвезет нас в бассейн. Все стремглав бросились из класса, а я целую вечность складывала в пенал ручки и карандаши.
– Поторапливайся, Эмили, – сказала, не оборачиваясь, миссис Партингтон, вытиравшая доску. – Приятно иногда хоть что-то сделать вовремя.
– Да, миссис Партингтон, – вздохнула я и побрела из класса, волоча за собой сумку.
К автобусу я шла как сомнамбула. Мелькнула мысль: если вот так идти, то, может, класс уедет без меня? Но стоило миновать школьные ворота, как меня окликнул Филип Нортвуд:
– Эй! Подлиза! – завопил он.
Все обернулись посмотреть, кого он так назвал.
– Подлиза? С чего это вдруг?
– Брось, мы же видели, как ты выпендривалась на прошлой неделе в бассейне. Боб потом весь урок трындел, как ты замечательно плаваешь и что мы должны постараться и брать с тебя пример.
– Ага, – поддакнула Мэнди Раштон, появляясь из-за спины Филипа. – Мы все слышали. И видели.
Я