столике свечи и опускали деньги в ящик для пожертвований. Никакой лавки в самом храме не было, она располагалась в отдельном помещении и во время богослужений закрывалась; когда-то Иларию очень удивил рассказ Дарья о том, что в России церковная лавка чаще всего находится внутри храма и является чуть ли не главным средоточием приходской жизни. Впрочем, у русских почти всё странно, не так, как здесь… Иларии вспомнилось, как шесть лет назад она каждый день входила в эту церковь ранним утром: по будням народу почти не бывало, и в пустом круглом храме, освещенном множеством солнечных полос из узких длинных окон, так волшебно звучало высокое пение хора и звонкий голос сестры-чтицы… А сейчас в ротонде было многолюдно. Хор пел: «Светися, светися, новый Иерусалиме…» Диакон кадил храм, пахло розовым ладаном. «Девятая песнь! – подумала Илария. – Ну, как раз!» У входа их с Василием увидела мать Амфилохия, заулыбалась и сразу провела вперед, где удобнее стоять с детьми. Ева уже успела что-то не поделить с Дорой, пришлось шикнуть на них. Макс снисходительно косился: «Девчонки!..»
«Источник еси воистину воды живыя, Владычице, измываеши убо недуги душ и телес лютыя, прикосновением Твоим единым токмо, воду спасения Христа изливающи», – пел хор. «Хорошо-то как!» – радовалась Лари. На церковных службах она всегда чувствовала себя солнечно: радостно было сознавать, что, хотя она, может, и не очень хорошая христианка, но все-таки Бог любит и ее, принимает и дарует милость, как и всем приходящим к Нему, проливая в душу радость, как солнце – свет. Это ощущение всегда охватывало ее в церкви, поэтому Иларии и удивилась при знакомстве с Дарьей, что в России считается нормальным для верующих постоянно оставаться печальными, скорбящими, бояться грядущего суда. Лари гораздо больше уповала на божественное милосердие, а евангельские угрозы отослать грешников «в огонь вечный» казались ей, скорее, воспитательным средством: так детей иногда родители стращают Гилло-похитительницей, хотя знают, что ее не существует. Думать о вечном аде, чтобы побудить себя ко благочестию, Иларии никогда не хотелось: любой сильный страх вводил ее в оцепенение и расслабление, поэтому она не понимала, каким образом это может помогать в духовной жизни. Правда, многие святые отцы и авторы богослужебных текстов, кажется, считали иначе, но кто знает – может быть, средневековому человеку это и помогало, а теперь-то времена и люди изменились!
После литургии служили молебен в крипте при чудотворном источнике, но спуститься в маленькое помещение смогли только духовенство и монахини, остальной народ стоял наверху на дворе и слушал молебен через динамики. Потом началась долгая раздача воды. Василий с Иларией не стали толкаться в очереди: им обещала принести по бутылочке мать Амфилохия, и они ждали ее, отойдя в сторону.
– Привет! – Из толпы вынырнула Елизавета, а обе ее дочки с радостным визгом бросились к Феодоре и Еве. Максим стушевался во внезапно вдвое увеличившемся женском обществе и, с независимым видом отстранившись на пару