в чём был. Так и шлепал по снегу без башмаков под хохот кладовщиц и их издевательские реплики. И надо же – не заболел, даже насморка не схлопотал. Вот что значит нормальная проспиртованность.
Раньше он поддавал, по местным понятиям, весьма умеренно. Если точнее, к вечеру почти что успевал протрезветь. Но с февраля, когда они с Верой разбежались, перестал себя ограничивать.
И не то, чтобы бывшая жена допекала, костерила почём зря. Она – не Алевтина, которая двоецарствия в доме не терпит. Алька, как асфальтовый каток, подминает под себя всё и вся. А Вера – тихоня. Забьётся в угол, замкнётся – не подходи. Босяк потом ужом возле неё вьётся: «Прости, Вера. Повод был, понимаешь. С премией нас объегорили». А она молчит. И лицо – гордое, бледное, печальное.
– Пьёшь один, а болеем втроем, – говорила она (Антошка тогда совсем маленьким был). – Ты бы хоть нас пожалел.
Он, конечно, жалел – до следующего раза.
Босяк раньше шоферил, а у них в автобазе без бутылки к слесарям не предъявляйся. Ну а сам в яму полезешь – заработка не видать, как своих ушей.
Он бы не пил часто, да всё так складывалось. Денежный рейс – оформляй через гастроном. Запчасть какую надо – ставь килограмм «Пшеничной». И он ставил – куда денешься! А потом крутился возле Веры со своими «прости», выдумывал какие-то несуществующие в природе огорчения, которые его никогда стороной не обходят…
– Водкой горе не зальешь, – говорила жена. – Ещё совсем чуть-чуть чуть – и бухариком станешь
А он не верил, заявлял гордо:
– Ну, скажи, разве я похож на алкаша?
И всё-таки допился до чертиков.
Как-то он проснулся среди ночи и увидел их – зелёных, как сукно стола в биллиардной. Один, свесив ноги, сидел на телевизоре, а другой, натянув плед, по-хозяйски устроился в кресле.
Босяк ничуть не удивился, что это были черти. Его раздражало другое – почему они такие наглые?
– Отдай плед! – сказал он тому, что в кресле.
– Ишь чего захотел! – захихикал рогатый. – Плед тебе уже не понадобится. В аду, как в пустыне Сахаре. Такая же духовка. Кондиционеров нет. Даже у нас, чертей, из носа кровь хлещет… А мы тебя поджаривать будем.
Босяк встал. На сковородку ему совсем не хотелось. Но чертей как ветром сдуло.
– Ладно, – пригрозил он им. – Всё равно с вами разберусь. Это я вас поджарю, а не вы меня. Вернее, не поджарю, а прокопчу. Копчёные черти с шашлычным соусом – таких деликатесов и наши всемогущие олигархи не едали. Своё собственное кафе открою, и сюда будут ломиться, как в мавзолей когда-то…
Он взял на кухне топорик для разделки мяса, спрятал его под одеялом, а сам притворился, что спит.
Когда Босяк открыл глаза, непрошеные гости восседали на прежних местах. Он вскочил и, что было сил, саданул топором. Раздался грохот. Телевизор свалился с тумбы.
Сначала он попал в дурдом, а потом в ЛТП. На год.
Здесь Босяк переквалифицировался