был проводник, чичероне!
Толстой испытывал любовь к сочиненной женщине: он видел свою Анну такой, какой хотел ее видеть.
Федор Михайлович не искал фактических доказательств: мог освистать – значит, мог и отравить.
Тургенев отнюдь не настаивал на ускорении дела.
– Решительно убеждена в том, что представляюсь вам ужаснейшим чудовищем! – Шабельская говорила следователю.
Чехов уже был иконой – вокруг него создавалось почтительное мертвое пространство.
В немецком Баденвейлере, в городском парке, в длинной бельевой корзине двенадцать молодых немцев проносили по убитой гладко дорожке бездыханное тело.
На вокзал?!
Но чем нелепей точка отправления, тем интересней будет результат!
Глава седьмая. В пять цветов
Иван Матвеевич видел, что Александра Станиславовна не верит!
Он рассказал ей историю в Баденвейлере.
– Встань и иди!
Шабельская рассмеялась:
– И куда же?!
Старомодный, устарелый человек слился с неясной мыслью и унесся в мировое пространство.
«Следователь принял форму Чехова, – обдумывал он там, – но для чего? И почему глубоко внутри он называет себя Мессией – ведь вовсе он не Его сын?»
Иван Матвеевич не знал и сам, продолжает ли Он оставаться Богом (Отцом) или же окончательно превратился в пятизвездного портье: какой он отец, если у него нет сына?!
Когда, после учиненного римлянами, он воскрес и возвратился к своим обязанностям, то воскресил из солидарности еще многих людей и персонально Анну, от которой тоже хотел сына – побочным эффектом стало воскрешение древнего иудейского священника.
Бог мыслит вещами: мешочками с калом, пробитыми черепами, остатками завтрака.
Три раза упомянуть – один раз объяснить!
За стеклянными дверями сидит Гамлет с пирогами!
Первый раз Он был отцом Гамлета.
Второй раз – отцом Гагарина.
А на третий раз – не пропустим Вас: дерзкая игра маленьких девочек?!
Ехал Чехов из Баденвейлера, а приехал Левитан в Кутаис!
Недоставало клеветы и Пржевальского.
Существуют люди, которые постоянно вмешиваются в то, что до них не касается, именно: капитак Лампин, Кутузин, Лев-Львович-сын, Иисус Сирахов, торговник Елисей, Генрик Ибсен, Чертков, Анна Дитерихс-мать, Пржевальский – это чистейшая клевета! В том смысле, что людей этих не существует вовсе!
Но вот возникает нечто, никак не касающееся существующего в действительности, а существующему этому смерть как охота встрять – и тогда оно вмешивается в это, его не касающееся, под именем несуществующего!
Когда Левитан приехал в Кутаис, там его встретил Пржевальский!
«Кто бы это мог быть?» – не ожидал художник.
«Несуществующему самое то вмешаться в непроисходящее!» – себя подбадривал путешественник.
Двенадцать молодых кавказцев выдвинулись из-за горного силуэта с длинной бельевой корзиной.
Левитан,