перевор
Картина первая
Сидят трое на сломанной скамейке у подъезда с перекошенной дверью. На одном – майка с заплаткой, на другом – рубашка с оторванным рукавом, на третьем – шорты из обрезанных штанов. У всех на ногах белые тапочки…
Подъезжает к подъезду роллс-ройс, выходят двое бугаев и толстый человек, одетый с иголочки.
– Где жильцы этого дома Петров, Сидоров, Иванов? – спрашивает толстый.
– Это мы, – отвечают трое.
– Три месяца не платите долги, я владелец дома, давайте, ребята.
Бугаи начинают избивать троих.
Первый кричит:
– За что?
Второй:
– Сам обманул нас.
Третий:
– И жен забрал.
– Чубайс виноват, он надоумил скупать ваучеры, – отвечает толстяк.
– Чубайс виноват, а бьют нас, – вопит первый.
– Хотя бы жен вернули, – добавляет второй.
Толстый хохочет: Так мы вам искусственных баб дали, правда, пользованных.
– Они и кашу-то не могут сварить, – жалуется третий.
– Это что же, на пшено есть деньги, а на оплату квартиры нет? Добавьте им, ребята, – злится толстый так, что дрожит живот.
– Не бейте, каша у нас не из пшена, а из отходов проса, – снова кричит первый.
– Мешок принесли, – добавляет второй.
– С птичьей фермы, брошенной, – уточняет третий.
Один из бугаев обращается к толстому:
– Иван Гаврилыч, возможно, и правда отходы: орут, а изо рта несет, как из параши.
– Не верь им, Клин, с проса не просили бы вернуть своих баб. А, собственно, почему не вернуть, надоели.
– Болтушки, даже малыми язычками шепелявят, – острит Клин.
Раздается не крик, а визг:
– Иван Гаврилыч, помилуйте, не возвращайте мне бабу, сбегу, не хочу спать под кроватью. С неживой лучше, она всем довольна. А моя, не успеешь лечь, тянет руку под кровать: а ну, иди сюда, паршивец.
– Ха-ха-ха, – словно лодочный мотор заработал, так смеялся толстый, – не заплатишь за квартиру, обязательно вернем, ха-ха-ха.
– Я где-нибудь устроюсь, Иван Гаврилыч, хоть сортиры чистить, не возвращайте ее.
– А вам? – обратился толстый к двум другим побитым.
– Нам, Иван Гаврилыч, можете вернуть. Обещаем, что рассчитаемся с долгами, – сказал первый.
– Эко!
– Они у нас работящие, дежурят по вызову, – добавил второй.
Картина вторая
В кресле, обтянутом шкурами последних на Земле леопардов, сидит с кислой миной на лице олигарх.
– Нездоровится, Тихон Елистратович? – спрашивает помощник, готовый, кажется, с радостью отдать шефу оставшиеся годы жизни.
– Подковы еще ломаю, Арсений, рудники не истощились. Кажется, есть все, новая яхта девятый вал режет, собственный лучелет за минуту на Марс доставляет, а драйва нет. Такое состояние человека раньше называли хандрой, прав Сережка Есенин: «есть тоска зеленая