зомбяшка покушать пришла. Наверно, так это выглядело со стороны, подумала виновница, как бы оправдываясь за наглость и колотящееся от маленького шока сердце. Еще непонятно, кто больше испугался, она или эта самая внучатая племянница, которая как пружина подскочила на кровать и гулко ударилась головой об стенку.
– А… э… извини. Я… тебя не предупредили?
Та, которую звали Света, забилась с ногами в самый дальний угол кровати и продолжала давить на гостью испуганным взглядом, слабеющим, но как будто от безысходности, а не оттого, что все хорошо и мертвецов не бывает.
– Со мной все в порядке. Это… это не моя кровь. А тебя Света зовут? А меня Марина.
Сколько ей было лет, этой Свете? Пятнадцать? Нет, больше. Это сначала она казалась ребенком-обезьянкой, но теперь, когда ее тело застыло, а руки опустились вниз, можно было не сомневаться, девушка была не намного младше Марины, если вообще младше. На ней было какое-то ужасное платье в застиранный горошек, приоткрывающее бледные колени поджатых под себя ног. Сама она была не то, чтобы полная, скорее колоритное сельское кровь с молоком, да и вообще могла бы сойти за красивую, если бы не спутанные, неухоженные волосы (вообще-то густые и красивые, вполне эффектный блонд, но как будто ей только вчера достались), да еще странные черты лица, к которым вообще не клеились адекватные слова, кроме каких-то дежурно-размытых, вроде «непонятный», «грубоватый», «нелепый» и «что она курит?».
Марина бросила сумку под столик, (от бумса Света снова вздрогнула), после чего сама как мешок рухнула на вторую кровать. Только теперь она почувствовала, как невыносимо бренчит по связкам усталость, как нестерпимо болят ушибленные колени и пальцы, как ноет спина из-за этой дурацкой хромой сумки, и как хочется упасть… даже не на кровать, а дальше, вниз, сквозь тысячи кроватей и потолков, и разбиться на мелкие кусочки с мелкими болями и смыслами, которые не имеют смысла. Но, видно, и вправду гибкие веточки ломаются долго и трудно. Марина дернулась на полпути к лежачей позе, ее пальцы сомкнулись на воротнике. Первые две пуговицы она еще расстегнула аккуратно, остальные просто сорвала. Вылезла из испорченной блузки, словно из пасти убитой змеи.
– Слушай, будь добра, выброси это… я просто не знаю, где у вас тут мусорка.
– Что?
– Выброси, говорю, вот это. Пожалуйста.
– Выбросить? – переспросила очевидица каким-то убийственно непонятливым голосом. Она что, еще и глухая?
– Да, выбросить.
– А… это, тетя Надя тут собиралась стирать…
– Я сказала, выбросить! – выкрикнула Марина так, что собеседница снова ударилась, на этот раз бедром об угол тумбочки. – Это кровь, ее фиг отстираешь. Лучше просто выброси, у меня есть, что одеть.
– А… х-хорошо.
– Ах ты, черт… ты еще здесь? Тогда выброси вот это тоже, – и в руки Светы был брошен лифчик, на котором зияло несколько багровых пятен.
– А… это…
– Что?!
– Тетя