временем разлил вино, раздал рюмки и провозгласил:
– Предлагаю выпить за дружбу – старую и новую!
Он выпил до дна, Эдвард половину, Джоан сделала небольшой глоток – попробовать вкус. Понравилось. Отпила еще. В горле приятно защекотало, голове стало легко, будто сидевший там камень вдруг лопнул, выпустив искры – они сверкнули в темноте и исчезли. Исчезло напряжение, которое опутывало ее руки, ноги и грудь. Джоан улыбнулась.
Эдвард ахнул про себя. Он никогда не видел ее улыбающейся. В светском обществе улыбки фальшивы, им нельзя верить. Их тренируют перед зеркалом и надевают, как платье для каждого подобающего случая – для шутки, кокетства, иронии, болтовни.
Улыбка Джоан была другой – бесхитростной, немного неуверенной. Она как бы спрашивала «можно ли мне вам улыбнуться, не сочтете ли это неподобающим?». Она покоряла именно тем, что не желала покорить. И невозможно было не ответить ей, как невозможно не ответить на улыбку ребенка.
«Смотреть на нее – пытка и наслаждение. Боги и демоны, ангелы и колдуны, сделайте так, чтобы утро никогда не наступило, и девушка не ушла спать». Эдвард изо всех сил сдерживался, чтобы не улыбнуться в ответ, иначе расхохотался бы от счастья. Он вцепился зубами в бокал…
– Я никогда в жизни не пила шампанского, – сказала Джоан.
– Сегодня мы исправим этот недостаток, – сказал Дермот. Речь его лилась плавно и осмысленно для человека, в одиночку выпившего полторы бутылки. – Вам понравилось?
– Понравилось. Но я много пить не буду, а то опьянею.
– Это не страшно, как доктор говорю. Опьянение от шампанского, в отличие от любви, проходит быстро и бесследно. Это напиток богов, королей и поэтов. «Люблю огонь, шампанское, жаркое, сверчков и болтовню, и все такое». Как просто и как емко сказано. Не правда ли?
– Да. Стихи, понятные каждому, будут жить вечно.
– Уметь складывать слова в рифмы, да еще со смыслом – великий дар. Я бы мечтал им владеть. Написал бы парочку бессмертных поэм, и меня похоронили бы в «уголке поэтов» в Вестминстерском аббатстве. Я почел бы за честь лежать рядом с Вильямом Блейком и Робертом Бернсом. Но увы. Умею лишь писать письма… Кстати, про письма. Совсем забыл – я же обещал написать матушке и отправить с завтрашней почтой. Простите, но мне нужно ненадолго вас покинуть. Не расстраивайтесь, мисс Джоан, я скоро вернусь. Надеюсь, вы не заскучаете с моим другом, – сказал Дермот и не поверил сам себе насчет «не заскучаете с моим другом».
Его тонко продуманный и начавший осуществляться план грозил сорваться. По виду Эдварда не было заметно, что он настроен на разговор, а Джоан только дай повод – убежит с превеликим удовольствием. Надо предложить им тему для обсуждения, лишь после того удаляться.
– Что за мелодию вы играли только что? Это опера или пьеса? – спросил Дермот и выразительно посмотрел на друга – «не молчи».
– Да, кто компизитор? – подал, наконец, голос Эдвард. – Он не сыграл бы лучше и должен быть благодарен