не выдает. Идет себе параллельно ему, из никуда в ниоткуда, и, кажется, понятия не имеет, что он рядом. Свернули и оказались в районе неприкасаемых, пробираться нужно едва ли не сквозь хижины. Вышли.
Вышколенная европейская набережная. Ни души, ни соринки. Фонарь, под ним скамейка, индеец сидит, перья в голове, смотрит на волны, лошадь привязана к дереву. Гуси переходят дорогу, не сходя с места. Кусты, заросли. Люди, полуголые, бегут – кто с камнем, кто с копьем, кто тетиву натягивает. Лужа в лилиях. Хижина, женщина на пороге, чешет волосы, олень напротив, смотрит на нее, чуть набок склонив голову. Аист над ними – взлетел с дерева, но не летит.
Назад, на набережную. Лодка посреди дороги, в ней человек двадцать, гребут веслами по асфальту, привстали, вперед глядят: что-то там невероятное впереди, – рты распахнуты, кричат, видимо. А из волн по молу Ганди идет, черный как смоль, сияет. Точнее, не сам идет, а его ведут на веревке – мальчик, такой же черный. На берегу человек в костюме, очках, белый, газету читает. А перед ним, в луже, – русалка, держит в руках русаленка. Как тот – газету. За деревом – Шива со всем своим пантеоном живых и мертвых, а чуть поодаль – животные, замерли, от тигра до муравья.
Дальше. Конкистадор на коне, тоже из океана. Меч в руке вскинутой. Сломан, один огрызок, на нем ворона сидит, вспорхнула. Рыба на берегу, мифическая, величиной с дом, рот разинула: входи, Иона. Дальше. Поляна, дети в траве и на дереве. Тропинка, поворот, кусты раздвинули: Христос, овечки… Назад, ручей, пригорок: битва. Греки, Елена, троянский конь…
Сели на берегу, молчим, неподвижны, как те фигуры. С нескольких шагов и не отличишь. Кто ж сотворил эту несусветную фантасмагорию? Местный Пиросмани? Таможенник Руссо? И – не главное, конечно, но все же – для кого? Ведь никого вокруг. Лишь паруса вдали скользят в дымке.
Идем по набережной. Старик на парапете, сидит на корточках, ладонями голову обхватил, седые волосы взметены ветром, сигара во рту. Отлично сделано, как живой. Прошли мимо, обернулся: нет его. Вон он, по песку идет.
Вот если бы в ту нору, куда Алиса упала, перед тем упала ВДНХ. Так примерно, да? И еще что-то. Типа вон тех огненных пирамид или громадных буев… Что это за странные терракотовые конусы в конце набережной, за оградой?
Подошли. Кладбище. Пирамидальные надгробья от земли до неба. Запрокинули головы, читаем эпитафии. Целая глава, готическим, старонемецким. Нет, датчане. Здесь покоится дитя моря – последняя строчка. 1675 год. И ниже – череп и кости. Да-да, говорит из-за спины старик, тот, с сигарой, да-да, это пиратское кладбище. А тут, ведет нас между могил, англичане лежат, а здесь швед, хороший камень, дорогой…
Каждое утро этот старик открывает ворота и на закате их запирает. Вход бесплатный. Посетителей нет. Целыми днями год за годом он бродит от гробницы к гробнице, протрет камень, перечитает надпись, посидит рядом, выйдет на берег, пересчитает волны, вернется, глянет на солнце, пора обедать. Вроде в море их хоронили, пиратов, да? А тут такие мавзолеи величественные. Даже у Тамерлана поскромнее,