усилиться, не замечать их уже было нельзя. Он начал глотать слова, перебирать вещи трясущимися руками, теребить все и с трудом сидел ровно. «Наш семейный доктор был славянин по фамилии Зидик, – рассказывает Джон, – но мы никогда его не вызывали, потому что двух долларов было жалко. Обычно просто отлеживаешься в постели, пока не поправишься, а тут мама позвала его к негоднику». Доктор Зидик диагностировал случай пляски святого Витта средней тяжести. Энди на месяц был прописан постельный режим. Врач сказал Юлии, что Энди требуется полный душевный и эмоциональный покой, а также постоянный уход. Юлия переселила его в столовую, поближе к кухне, и посвятила себя выхаживанию сына. Больше всего она боялась, что он забьется в конвульсиях и умрет, как ее маленькая дочка Юстина, потому что внутри все парализовало. При болезни Юлия всегда считала нужным ставить детям клизмы.
Это была золотая пора детства Энди. На целый месяц он смог отгородиться от внешнего мира – школы, братьев, отца, всех, кроме Юлии. Она следила, чтобы его безостановочно развлекал поток из журналов о кино, комиксов, кукол из бумаги и книжек-раскрасок. «Я покупать ему комиксы, – рассказывает Юлия. – Резать, резать, хорошо резать. Резать оттуда картинки. Ох, любил он картинки из комиксов». Она также перенесла из гостиной в столовую семейное радио, которое в редком приступе щедрости недавно приобрел Андрей. Как только руки стали чуть меньше трястись, Энди дни напролет раскрашивал одну книжку за другой, собирал вырезки из журналов в коллажи и играл со своими бумажными фигурками.
Приятель из шестидесятых:
В один из тех редких случаев, когда он рассказывал о своих тяжелых временах, Уорхол вспоминал, как мама читала ему про Микки-Мауса под тусклой лампой в двадцать пять ватт. Еще она рисовала ему разноцветных котов и других зверей, пока они слушали у семейного радио передачи вроде Suspense или One Man’s Family. Его мать была твердо убеждена, что ее мальчик создаст что-то необыкновенное, что-то особенное для этого мира.
Уорхол написал в «Философии»:
Мама, с ее выраженным чехословацким акцентом, изо всех сил старалась читать мне как можно лучше, и я всегда говорил «спасибо, мама», когда она дочитывала «Дика Трэйси», даже если ни слова не понял. Она вручала мне батончик
Hershey за каждую законченную страницу в раскраске.
Я любил Уолтера Диснея. Вырезал фигурки его персонажей. Белоснежка меня особенно потрясла. Но мультфильмы у меня не пошли. Никогда не мог подумать о том, чтобы рисовать правильных персонажей.
Также Энди открыл для себя блистательный мир знаменитостей, роскоши и красоты в журналах о кино, описывавших перипетии жизни звезд в тридцатые детальнее, чем делают в сегодняшней прессе. «Жизнь Марлен Дитрих», к примеру, печаталась в качестве ежедневных комиксов в питтсбургских газетах. Так Энди увидел не только жизнь, казавшуюся ему идеальным местом для побега, но и два места, стоивших пристального внимания: города мечты – Голливуд и Нью-Йорк.
Весь