это были единственные похороны, на которых присутствовал Энди. Его страх смерти привел к полному отторжению всего, что ее касалось. Какие бы эмоции в душе он ни испытывал, они растворились, как только гроб отца опустили в землю чуть покатого пенсильванского склона кладбища Святого Иоанна Богослова в Касл Шеннон. Уже на Доусон-стрит Тинка заметила, что «Энди играл на улице. Он близко к сердцу это не принял». На фотографиях, сделанных у их дома после похорон, Энди выглядит цветущим, словно разом и избавился от какой-то внутренней преграды, и запасся новой энергией, которой будет подпитываться вся его юность. Джон Вархола сказал: «Думаю, если и повлияло что значительное на Энди в его детстве, это была кончина отца».
Несмотря на искренность родственных соболезнований, у некоторых Завацких была болезненная страсть, определенное смакование трагедии, скорее бередившее, а не излечивающее сердечные раны, и Юлии следовало быть осторожной, чтобы не утонуть в скорби своего семейства. «Мне было очень плохо, ничто меня не радовало, – вспоминает Джон. – И чтобы оправиться, потребовалось время. Мы были сплоченной семьей. Мама говорит, что без Энди она бы не справилась. Энди, пока он сидел дома, рисовал и учился, действительно составлял ей компанию лучше, чем смог бы я. Я выходил на улицу поиграть в мяч, а вот Энди почти все время проводил с мамой. Он был с ней очень близок».
Раз Юлия стала льнуть к Энди, как он льнул к ней в годы своего болезненного детства, они отплатили друг другу за взаимопомощь.
Эта связь только усилилась в ходе событий 1942–1944 годов. Жена Йозефа, Стрина, больше всего критиковавшая Андрея при жизни за прижимистость и скаредность, заявила: она считает, что семья должна унаследовать значительную долю его состояния, но Юлия ответила отказом. «Мой муж был хорошим человеком, – сказала она. – Не пьяница. У меня одиннадцать тысяч долларов в банке. Я плачу налоги. Я воспитываю детей».
«После этого мама со Стриной совсем не ладила. Они отдалились», – говорит Пол.
А потом была женитьба Пола. Отца еще не похоронили, а Пол уже исполнил его предсказание, начав встречаться с юной красоткой из соседнего Гринфилда. В апреле 1943 года он спросил у матери, что она думает, если он соберется жениться. «„А это может повлиять на ситуацию? – спрашивает она. – Я у тебя на пути не встану. Хочешь жениться, ну и прекрасной Я говорю: „Ну, жить мы будем здесь же. Будем снимать второй этаж, и я заплачу тебе за месяц вперед“».
Несмотря на старания Пола и попытки Юлии не допустить новое вторжение в ее жизнь, план был обречен с самого начала. Энн Вархола была властной, невротичной женщиной, которая считала, что все должны воспринимать мир ее глазами, и была увлечена религиозными поисками. Все, по ее мнению, должны были искать собственную внутреннюю правду и свободно демонстрировать ее миру. Нет ничего более противного природе Вархолов с их сложными, многоуровневыми родственными связями, полностью зависящими от того, чтобы не говорить, что на самом деле чувствуешь. Ей никогда не нравился Энди, как он считал, потому, что она была первой, кто сразу признал