Он сурово карает высокомерных».
Адалее, в части 42, главе 36, стихе 351 Йолах уточняет: «Высокомерного поразят молнии гнева Моего, он будет освежеван, расчленен, сожжен, прах его развеют по ветру, а его близких, предков и потомков, ждет печальный конец, и даже сама смерть не спасет их от Моего отмщения».
По сути, разум – всего лишь машина, слепой механизм, холодный вследствие самой своей чрезвычайной сложности, которая обязывает его все постигать, все контролировать и беспрерывно приумножать контроль и страх. В разнице между жизнью и машиной и заключается все таинство свободы, которой человек достигает лишь со смертью, а машина преодолевает без доступа к сознанию. Ати не был свободным и никогда им не станет, он силен лишь благодаря своим сомнениям и своим страхам, сейчас он чувствовал себя подлиннее, чем Аби, больше, чем Справедливое Братство и его спрутоподобный Аппарат, живее, чем вся инертная суетливая масса правоверных; он достиг осознания своего положения, и в этом заключалась его свобода: мы не свободны, но наделены возможностью бороться за свободу до самой смерти. Ему казалось очевидным, что настоящая победа кроется в заранее проигранных, но доведенных до конца битвах. На основании этого Ати понял, что смерть, которая настигнет его, будет его собственной, а не осуществленной Аппаратом, она будет следствием его личной воли, его внутреннего бунта, и никогда не станет наказанием за высокомерие или несоблюдение законов Системы. Аппарат может его уничтожить, стереть, даже переделать его, перепрограммировать, внушить ему безумную любовь к покорности, но Аппарат не сможет лишить его того, чего никогда не видел, никогда не имел, никогда не получал и не давал, но что тем не менее больше всего ненавидит и бесконечно преследует – свободу. Ати знал это так же, как любой человек знает, что смерть – это завершение жизни. Он знал, что свобода, эта неуловимая по своей сути вещь, является его отречением и концом, но в то же время и его оправданием, так как главная цель Системы – препятствовать появлению свободы, порабощать людей и убивать их; в этом ее интерес, а также единственное наслаждение, которое она может извлечь из своего жалкого существования. Раб, который осознает себя рабом, будет всегда свободнее и сильнее своего хозяина, пусть тот даже властелин всего мира.
Вот так, с мечтой о свободе в сердце, Ати и хотел умереть. Он этого жаждал, это стало необходимостью, так как он знал, что большего не получит и что жизнь в Системе означает не жизнь, а вращение в пустоте, ни для чего и ни для кого, и смерть, подобную тому, как разлагаются неодушевленные предметы.
Сердце у Ати стучало так сильно, что ему сделалось плохо. Странное дело – чем больше страх овладевал им, выворачивая чрево, тем больше у него появлялось сил. Он ощущал себя храбрецом. В глубине его сердца выкристаллизовывалось крошечное зерно настоящего мужества, этакий бриллиант. Ати обнаружил, не зная, как выразить это по-другому, если не софизмом, что жизнь достойна того, чтобы за нее умереть,