нас от последования Христу и чрез то делаетесь нам врагами».
В течение многих дней мудрецы сарацинские вступали в словопрение с философом христианским и при содействии благодати Божией всегда отходили от него посрамленными. Наконец спросили его: «Где же ты научился такой премудрости?» Притчею отвечал им философ: «Человек некий почерпнул воды в море и, нося ее в мешке, горделиво говорил странникам, которых встречал на пути: «Видите ли воду сию морскую, никто не имеет ее, кроме меня». Но встретился ему один человек, обитавший при бреге морском, и обличил его: «Не безумно ли хвалишься о воде, уже смердящей в малом мешке, когда пред глазами поморян вся пучина морская?» Не так же ли и вы хвалитесь пред нами, когда от нас произошла вся мудрость богопознания за многие столетия до вашего закона!»
Далее в Житии идет откровенная параллель с описанным в Евангелии искушением Христа в пустыне. Сатана искушал Христа: «И возведя Его на высокую гору, диавол показал Ему все царства вселенной во мгновение времени, и сказал Ему диавол: Тебе дам власть над всеми сими [царствами] и славу их, ибо она предана мне, и я, кому хочу, даю ее; итак, если Ты поклонишься мне, то все будет Твое. Иисус сказал ему в ответ: отойди от Меня, сатана; написано: Господу Богу твоему поклоняйся, и Ему одному служи» (Лк. 4, 5–8).
Подобно тому и «сарацины» хотели «изумить философа великолепием своей столицы и показали ему роскошные сады и палаты, блестящие златом, говоря: «Не чудны ли сокровища владыки нашего эмира и чье могущество может с ним сравниться?» – «Единому Богу хвала, – возразил им философ в полном соответствии Евангелию, – давшему сие в утеху человекам, ибо все это есть Божие, а не ваше». Озлобленные, видя, что не могут препереть его словом, умыслили против него злую кознь и дали ему тайно испить смертоносный яд; но Господь Иисус, сказавший апостолам: «И если что смертоносное выпьют, не повредит им» (Мк. 16, 18), сохранил раба своего невредимым, и эмир сарацинский отпустил его от себя с многою честью и дарами»[44].
На Олимпе
Константин, вернувшийся с победой из самого логова «сарацин», был принят в Константинополе как герой императором и патриархом. Действительно, отважный проповедник Слова Божия рисковал жизнью и прекрасно это сознавал, отправляясь на восток. «Эта миссия имела значение и сама по себе, как мужественный подвиг за честь христианской веры и страны, выдержанный в одном из центров мусульманской силы, в виду возможной при тогдашнем фанатизме и неуважении мусульман к международным правам, опасности пожертвовать самой жизнью, на что и готов был Константин, когда говорил, отправляясь в миссию: «Рад я и умереть за веру Христову»», – пишет И. Малышевский[45].
Но вскоре жизнь столичного профессора философии совершает крутой поворот, и он покидает столицу и оказывается в монашеской обители.
Как уже говорилось выше, уход Константина в монастырь к брату мог произойти не раньше 856 г. (когда Михаил принял постриг