target="_blank" rel="nofollow" href="#n_46" type="note">[46].
В 856 г. в Константинополе произошел государственный переворот: Феоктист был убит, вдовствующая императрица Феодора отправлена в монастырь, а фактическим правителем империи стал Варда, которому Михаил III Пьяница в 862 году присвоил титул кесаря. Пришедшего к власти Варду, как и молодого императора, его воспитанника, не отличали высокие моральные качества. Известно, например, что он развелся с женой и вступил в связь с вдовой своего сына, а патриарха Игнатия, отказавшегося допустить развращенного царедворца к причастию, император Михаил Пьяница по просьбе Варды приказал сослать на остров Теревинф в Мраморном море.
Стратигу Славинии Михаилу пришлось оставить военную карьеру и уйти в монастырь, на «горе Олимп» – но не в Греции. Это был малоазийский Олимп, горный хребет, расположенный на границе Мизии, Фригии и Вифинии близ старинного города Бруссы, считавшийся в то время центром византийского монашества[47].
Выбор Михаилом-Мефодием этой монашеской обители был далеко не случайным. Город Бруссу иначе именовали еще Пруссой (сейчас турецкая Бурса). Изначально такое название было дано городу населявшими в древности эту территорию фракийцами. Миграция древнего населения этой части Малой Азии в Восточную и даже Западную Европу (можно указать хотя бы на фригийский колпак во Франции, ставший, кстати, символом Великой Французской революции) позволяет проводить определенные параллели между малоазийской Бруссой/Пруссой и такими европейскими топонимами, как Пруссия, Боруссия, Поросье и в более широком смысле – со многими этнонимами и топонимами с корнем «русс». А если вспомнить, что в процессе славянской реконкисты Балкан часть славяно-фракийских племен распространила свое влияние и на запад Малой Азии, то выбор монастыря славянином Михаила становится понятным.
Важную роль в его выборе сыграло и то, что монастырь на азиатском берегу Мраморного моря имел тесные связи с противоположным берегом, в том числе с Салониками и Афоном, который монахи и начали заселять (кстати, и рядом с Афоном, и даже местами на самом полуострове в IX в. тоже жили славяне). Если учесть, что Михаил «сменил стремление к земной тьме на мысли о небе» и ушел в монастырь после гибели своего покровителя, то, возможно, ему требовалось убежище, причем – среди своих соплеменников – славян.
То, что вскоре к брату присоединился и Константин, говорит о том, что и его положение при дворе пошатнулось в результате гибели высокопоставленного покровителя (до 856 г. Феоктист был фактическим руководителем государства). Действительно, если судить по Житию, то для философа наступили нелегкие дни тревог и лишений:
«Немного времени спустя [после возвращения из халифата. – В.М.] отрекся от мира, уединился и безмолвствовал, себе лишь внимая. И на завтрашний день ничего не оставлял, но все нищим раздавал, возлагая заботу на Бога, который и обо всех печется каждый день.
Однажды в Святой день печалился