завтраком повторилось то же, что и вчера: Глеба посадили с почестями рядом с хёвдингом, а Максу и Тане достались места в конце стола рядом с детьми. Кали потянулся к котелку с кашей, налил себе в деревянную кружку и взял ломоть вчерашнего хлеба из лоханки. Он отпивал кашу, потом протирал хлебом чашу внутри и, причмокивая, откусывал кусочек.
– Сахара не хватает, – сказала Таня.
Макс наклонял кружку в разные стороны и смотрел, как каша стекает со стенок.
– Почему у тебя нет настроения?
– Да нет, все нормально.
– Я же вижу, ты чем-то расстроен. Что случилось?
– Не могу найти свое место.
– Главное, не терять присутствия духа. Из любой ситуации можно извлечь пользу или урок. Посмотри на Глеба, кажется, он прекрасно чувствует себя здесь.
– А это я вообще не понимаю. Видела бы ты, что творилось, когда он рисовал! Вся семья, разинув рты, смотрела, как ластик стирает линию.
– Похоже, тебе не нравится, что Глеб – звезда, а не ты, – улыбнулась Таня.
Макс только фыркнул в ответ и отвернулся.
После завтрака Бьярни обратился к Глебу:
– Пойдем, покажу тебе дерево, а ты скажешь, можно ли сделать на нем рисунок.
Из-за облаков выглянуло солнце. В воздухе чувствовалось приближение зимы, было морозно, но безветренно. Макс стоял во дворе, откинув голову назад, хотелось всей грудью вдохнуть чистый воздух с запахом сосен и закричать так громко, чтобы горы расступились. В отдалении под навесом Бьярни и Глеб склонились над деревянной панелью. После завтрака мальчик оживился и с увлечением что-то говорил хёвдингу, а тот одобрительно кивал головой. Прошли мужчины с топорами в руках, переговариваясь между собой, какую работу на недостроенном корабле надо сделать сегодня.
Девушки помогли слугам отнести посуду на кухню.
– Чем займемся? – спросила Таня одну из них, но та не услышала или не захотела отвечать, и вопрос остался без ответа.
Таня в растерянности взглянула на Гудрун, и старушка приказала головой и глазами следовать за ними.
Девушки вошли в просторную ткацкую. В передней комнате стояли три ткацких станка, гордость любой хозяйки, кудель с несколькими стульчиками вокруг и корзины с клубками шерстяной нити, в угол сложена готовая серая ткань, водмол, потом из нее сошьют паруса или используют как разменную монету. Таня заглянула в дальнюю комнату, в одной половине лежала шерсть, свалявшаяся, с комочками грязи, в другой – вычесанная и воздушная.
– Таня, – окликнула мать Торфинна. – Иди сюда!
Когда Таня подошла, женщина кивком указала на ткацкий станок.
– Закончи за меня, а я пока шерсть расчешу.
– Я не умею, – улыбнулась девочка, осторожно дотрагиваясь до нитей основы, сверху на треть заполненных полотном. – Если ты покажешь, что надо делать, я закончу.
В ткацкой повисла тишина, все с осуждением смотрели на Таню.
– Ты не умеешь ткать? – спросила красивая, крупная девица по имени Брюнхильд.
– Нет.
– Тогда