в Каркасон. Ведь там месяц назад были замечены сборища этих добрых людей, которые своей ересью сбивают наших католиков с пути истинного. Не зря папа Иннокентий объявил им войну. Теперь весь юг Франции объят одним пожарищем, на котором сгорают эти проклятые еретики.
Глаза аббата горели адским пламенем, правая сторона лица поддергивалась в мелких судорогах, руки тряслись.
– Да, но многие бароны юга тоже участвуют в этих, как вы говорите, сборищах, – заметил Альфонс де Пуатье.
– Вы намекаете мне про тех, которые при свете божьем живут по католическим законам, а ночью устраивают тайные сходки и губят свои души ересью? – оскалился аббат Амори. – Папа Иннокентий призвал нас, истинных служителей Господа нашего, очистить земли Франции от этой заразы. С его уст слетели слова из писания царя Давида: «Бог узнает своих!». А это дает мне полное право вершить суд Господень над всеми подряд. Даже, если рука моя покарает невиновного, то душа его будет встречена в раю и обласкана Всевышним.
– Вряд ли, королю Филиппу понравятся ваши действия, святой отец, если вы начнете уничтожать не только простых людей, но и знатных баронов. Не вызовет ли это недовольство у его величества? – поинтересовался граф де Пуатье.
– Я прекрасно понимаю вас, дорогой Альфонс, – снисходительно улыбнулся аббат Амори, и улыбка эта еще больше не понравилась графу, чем речь священника. – Вы переживаете за собственную голову. Но могу вас уверить, дорогой граф, что если против вас и подобных вам не будет явных доказательств, обвиняющих в ереси, то вас никто не тронет.
– Вы меня успокоили, святой отец, – в голосе графа де Пуатье слышалась явная ирония. – Тогда зачем вы потревожили мой сон, позвольте вас спросить?
– Мне нужны люди, пока я дождусь своих крестоносцев, – уверенно заявил аббат Амори. Такая просьба больше походила на приказ, и это тоже не понравилось Альфонсу де Пуатье. Он ничего не имел против того, что папский легат собирался уничтожить целые южные деревни, а может даже города, объявляя их жителей еретиками, но приказывать высокородному барону почти королевской крови – это уже было слишком!
Граф сладко потянулся и устало произнес:
– Уже скоро начнет светать, святой отец. Давайте отложим вашу просьбу до утра. Вряд ли сейчас я смогу для вас что-то сделать. Все мои крестоносцы распущены по домам до начала следующего года. Чтобы собрать их потребуются гонцы и время.
– Так посылайте своих гонцов и немедленно! – вскричал аббат Амори.
Глаза графа де Пуатье сузились в маленькую щелку. Он резко встал со своего кресла и сжал кулаки. Как бы ему хотелось раздавить эту церковную крысу прямо сейчас, не сходя с этого места. Но граф взял себя в руки и проговорил спокойным голосом:
– Сейчас уже поздно, святой отец, а вот завтра утром мы еще раз побеседуем с вами. Спокойной вам ночи, аббат Амори.
Альфонс де Пуатье, подобрав длинные полы халата, величественно покинул общество непрошеного гостя. Пусть знает, что никто не сможет указывать