в поэзии молодого Пушкина позволяет поставить вопрос объективно широкого содержания. Стихи поражают исключительной непосредственностью, будто бы лирический дневник, по счастливому озарению, еще и набело, еще и в стихотворной форме, моментально фиксирует все переливы сиюминутных и впечатлений, и переживаний. Правда, стремительный полет мысли скрадывает, делает неприметным (и неутомительным) немалое расстояние, которое надо было бы одолеть пешим ходом: побывать у берегов (пруда? озера? реки?), в глухом лесу, у ручья. Но дело в том, что ощущение непосредственности – это побочный результат высокой эмоциональности авторского переживания.
Осенние ассоциации наиболее устойчивы в элегическом цикле. Другие времена года не прописываются. Зима обозначена косвенной деталью; в стихотворении «Пробуждение» заглавный акт (по тексту это очевидно) происходит утром, не средь ночи, но помечено: поэт пробужден «во тьме глубокой». Это – достоверная, реальная примета зимнего короткого светового дня.
Большинство произведений Пушкина – обдуманные, выношенные произведения. Но происходило чудо: в акте творчества темперамент поэта возрождал давно пережитое, делал его переживаемым заново. В жизни Пушкин, конечно же, выделялся индивидуально, но это были человеческие отличия, не было на нем Аполлоновой печати. Но ведя, пусть с поправкой на темперамент, обычную для людей своего круга жизнь, Пушкин обладал исключительным, если так определить, боковым зрением. Не делая этого специально, он жадно впитывал впечатления бытия; когда надо было, они восстанавливались и возрождали непосредственность переживания.
Вот так получилось, что впечатления от общения с природой, кроме «Осеннего утра», еще остались невостребованными; но понадобилось вообразить последнее «прости» – и пришли на ум пока еще не оставившие формы клише знаки природы как символы значимого в мире. Допускаю побочное обстоятельство: мир поредел на духовные ценности, и в новой иерархии дорогим стало то, что раньше не поднималось на такую высокую ступень, когда-то занятую другими ценностями, ныне значение потерявшими.
Впрочем, не исключено ситуативное, настроенческое, эпизодическое высветление устремлений к природе. Вслед за тем в «Элегию» («Я думал, что любовь погасла навсегда…») проникает резкий эпитет: «в бесчувственной природе» (и это тогда, когда именно в сочувствии поэт остро нуждался!). Да, таков Пушкин: даже из утверждаемых ценностей он не творит кумира.
Диалектичность мышления поэта можно наблюдать и на обозначившемся уже в ранней лирике мотиве воспоминаний. Изначально этот мотив сопровождался светлой поэтической дымкой, он гармонировал с общим жизнерадостным тоном поэзии. Теперь набегают воспоминания неоднозначные. Порой они затрагивают мучительную область переживаний и вызывают душевный протест:
Зачем из облака выходишь,
Уединенная луна,
И на подушки, сквозь окна,
Сиянье тусклое наводишь?
Явленьем пасмурным своим
Ты будишь грустные мечтанья,
Любви напрасные страданья
И строгим разумом моим
Чуть усыпленные желанья.
Летите прочь, воспоминанья!
Засни, несчастная любовь!
Уж не бывать той ночи вновь.
Итак,