жизнь моя – печальный мрак ненастья.
Две-три весны, младенцем, может быть,
Я счастлив был, не понимая счастья;
Они прошли, но можно ль их забыть.
Здесь глубоко схвачено: был счастлив – не понимая счастья. Но то, что не понималось когда-то, может быть понято потом. И выясняется, что собственную жизнь можно проживать не единожды, а многократно; в ней ничего нельзя поправить фактически, но мысленно ее можно пробегать в любом направлении, иначе расставляя акценты. И обнаруживаются потенциальные возможности найти опору в пережитом, чтобы увереннее идти в будущее. Воспоминания играют позитивную роль на путях преодоления Пушкиным первого кризиса.
В «кризисной» лирике находит подтверждение и развитие уже вполне сформировавшееся представление о цикличности жизни. Такие размышления получают чеканность формулы:
Всё чередой идет определенной,
Всему пора, всему свой миг,
Смешон и ветреный старик,
Смешон и юноша степенный…
Это убеждение для Пушкина в сущности непререкаемо – и поэтому служит аргументом в принятии жизненных решений, в уточнении нравственно-этических оценок.
Мой век невидимо проходит,
Из круга смехов и харит
Уж время скрыться мне велит
И за руку меня выводит.
Пред ним смириться должно нам.
Кто применяться не умеет
Своим пременчивым годам,
Тот горесть их одну имеет.
Любопытно: и в послании «К Каверину» берутся как антитеза лишь полюса человеческой жизни (юноша – старик), и в «Стансах»:
Ты мне велишь пылать душою:
Отдай же мне минувши дни,
И мой рассвет соедини
С моей вечернею зарею!
Причем «каверинская» антитеза не исключает связующих звеньев («полудня» жизни); видимо, они подразумеваются, но опускаются за временной неактуальностью. Но в «Стансах» среднее звено нарочито отбрасывается, начало с концом связывается напрямую. В этом приходится усматривать отражение определенной аномалии, которая характеризует мечтательную жизнь поэта: совсем молодой человек, он лишен радости и веселья. Возникает чувствительное противоречие: молодой человек вынужден жить не по законам природы. В концовке «Элегии» («Опять я ваш, о милые друзья!») поэт констатирует: «И вяну я на темном утре дней». Ненормально, что утро «темное» (соответственно, приходится «вянуть», а не расцветать), но утро как указание на этап цикла жизни именуется своим словом. Однако ранее утверждалось:
…невидимой стезей
Ушла пора веселости беспечной,
Ушла навек, и жизни скоротечной
Луч утренний бледнеет надо мной.
Луч «утренний» бледнеет, пора веселости (= юности) ушла навек: но это если брать содержание жизни, а формально утру уходить рано. В типовую схему жизнь вносит вот такие неожиданные поправки.
Даже отмечая индивидуальную аномалию своей жизни, поэт все равно воспринимает ее в типологических градациях:
Печально