книги, фильмы, компьютерные игры. У Мел – это Оскар, а у Оскара – это Мел.
К этому уроку Мел не готовилась. Они проходили «Гордость и предубеждение», это был её любимый роман, впервые она прочла его лет в двенадцать и с тех пор несколько раз перечитывала, так что она могла бы процитировать его с любого места, и как-то специально готовиться было смешно, да и учитель не мог сказать ей ничего нового. Мысли поминутно уносились к грядущим событиям сегодняшнего вечера. Почему-то Мел чувствовала, что сегодня произойдёт нечто важное. Между тем, учитель, мистер Кэрридж, неожиданно решив узнать личные мнения учеников о прочитанном романе, задал вопрос:
– Как вы считаете, в какой момент Элизабет поняла, что любит мистера Дарси? Кто-нибудь хочет ответить? Мисс Оливер?
– Когда увидела его поместье, – ответила Бланш.
– Не все столь меркантильны, мисс Оливер. У кого-нибудь есть другое мнение? Мистер Лимсби?
– В книге этого не сказано, – буркнул Майкл.
– Думаю, вам стоит перечитать роман и обратить внимание на контекст. Что ж, продолжим. Мисс МакГилл? Мисс МакГилл! – Мел смотрела мимо него каким-то невидящим взглядом, словно спала с открытыми глазами, и неосознанно теребила прядь волос. Энн пихнула её локтём в бок. Мел вздрогнула, и непонимающе завертела головой.
– Что?
– Отвечайте, Мелисса.
– Простите, мистер Кэрридж, вы бы не могли повторить вопрос?
– Когда она поняла, что влюблена?
– С первого взгляда, разумеется.
– Вы так считаете? Поясните, пожалуйста.
– Он не дал совершить ошибку, не дал упасть с моста, утёр слёзы своим платком…
– Мисс МакГилл, позвольте поинтересоваться, а вы какой роман читали?
– Не думаю, что Джейн Остен считала настолько интересными подробности твоей интимной жизни, чтобы включить их в свою книгу! – ехидно заметила Бланш.
– Заткнись, Бланш! – неожиданно грубо осадил её Майкл.
– Простите, я… что-то… Простите! – пробурчала Мел и выскочила из класса.
Хлопнув дверью, она остановилась и сползла по стене на пол. Мысли лихорадочно метались, она ничего не видела и не понимала что Майкл стоит рядом, что-то говорит, тормошит её за плечи… она ничего не понимала, кроме своей неотступной, бешеной мысли: «Неужели! Всё, это конец света! Влюбилась?! И в кого! Нет, это не правда, невозможно! Точно – конец света, другого объяснения нет. Сейчас, сию секунду. И пусть майя помолчат со своим две тысячи двенадцатым! Она не может так глупо влюбляться!» Но стоит закрыть глаза, и вновь, это лицо – как фотография, нет намного более живое, и улыбка – нежная, понимающая, и прищуренные от солнца глаза, и ласковое прикосновение к волосам, и она плачет, вцепившись в лацканы его плаща, прижавшись к совершенно не знакомому, чужому человеку, а он бережно вытирает ей слёзы платком… он, самый близкий и такой родной чужой человек…
III
День потихоньку угасал.