что правильнее старушку пустить первой. Сижу на стульчике и слушаю её горестные причитания:
– Касатик ты мой, да что же это деется!? Я и работала на том номерном заводе лет пятнадцать назад, до пенсии, уборщицей. Секретов никаких знать не знала, видывать не видывала. А тут к детям и внукам не пускают. Что же я так и помру, не повидав их напоследок?..
Начальник, крепкий, красномордый мужик – без бинокля видно, что бутылку водки из горлá, раскрутив, засосёт одним махом – от старушек этих и прочих убогих советских человечков за день смертельно устал. Во времена настали: ни по морде просителя не вмазать, ни к стенке отвести – сиди и слушай до конца, а то ведь перебьёшь – они жалобу напишут, нет на них Сталина, мать их в перемать!.. Начальник вяло пробегает глазами старушкины бумажки, я сижу тихо, только время от времени поддакиваю: «Уж и за математиков взялись. Тут, кроме интегралов, никаких секретов не видал, а туда же – не пущают…». Посмотрел мужик на часы, пора домой. Не перебивая причитаний старушки, набирает телефонный номер:
– Палыч, ты кого ко мне заворачиваешь? Какие-то калеки на пенсии, работали последний раз 15 лет назад. Ты же мне работать не даешь. Давай так: они тебе пишут заявления вторично, а ты им выдай паспорт с нашего согласия, – и он зачитывает список калек, которые побывали к него за день.
Услышав свои фамилии в этом списке, мы со старушкой кланяемся и, пятясь задом, исчезаем из кабинета. Старушка по-привычке причитает: «Благодетель ты наш…». Благодетель, в былые времена пострелявший немало закоренелых врагов народа и случайных граждан, застёгивает верхнюю пуговицу, собираясь домой. Старушка, выйдя из кабинета, совершенно преображается, появляется осанка и горделивый блеск в глазах: знай наших, мол, и не таких начальников уламывали. Полагаю, и в моем облике происходят эти неуловимые изменения.
Из-за задержки с паспортом мой визит пришлось перенести с июня на ноябрь. Я уже решил: «Вот он тот шанс, который выпадает человеку раз в жизни. Ты должен выжать из этой ситуации всё, заключить контракт, устроиться на работу, остаться там, поскольку в России заниматься наукой уже нет никаких перспектив. Через пару лет и науки никакой не будет». Так и готовился, будто уезжаю навсегда. В две огромные сумки положил все необходимые книги, дискеты и материалы для работы. Носить эти сумки было невозможно, поэтому я купил складную тележку. Погода в Москве была слякотной, я бы и с тележкой намаялся по переходам в метро и автобусам. Хорошо, помогли коллеги. Саша Игнатьев довёз до Шереметьево-2 на своём горбатом «Запорожце».
Затем долгий перелёт через Атлантику на лайнере фирмы American Airlines. Впечатлили не мягкие и просторные кресла с телевизионными экранами, вделанными в спинки вперели стоящих кресел, а шикарное меню с золотыми буквами, отпечатанное на глянцевом картоне, в алкогольном разделе которого на выбор значились пиво, белое и красное