участи.
Наступившая осень слишком поторопилась уступить своё место зиме. К утру лужи сковывало тонкой корочкой льда, вода в бочках успела замёрзнуть. Хозяйкам приходилось потрудиться, прежде чем приняться за стирку или попросту наполнить водой кастрюлю для супа. Бедняки кутались в жалкое тряпьё, с тоской прикидывая, что ранняя зима сулит новые расходы. Потаскушки стучали зубами, шатаясь вдоль переулка, а завидев случайного прохожего, кидались к нему со всех ног, словно цыплята к кормушке. Но красавицу Сьюзи это вовсе не занимало. Она была тепло одета и не тряслась от холода по ночам. Мать берегла её словно драгоценность. И в морозные дни держала в очаге камень, чтобы постель успела хорошенько согреться. О Сороке сводня давно заботиться перестала, и ему приходилось радоваться, что вообще не остался ночевать на улице. Он изнывал от желания прикончить любовницу, но Тесак строго-настрого приказал ждать условного знака. Шмыгнув в трактир папаши Лозена в надежде опрокинуть пару стаканов винца, Пьер едва не столкнулся с Тухлым Гийомом.
– Эй, парень, – шепнул сухощавый и длинный Гийом. – Праздник начинается, держи ухо востро. Как только услышишь в своём доме новость про Огонька, считай дело решённым. Но уж тогда не жди и минуты – делай что велено, если хочешь жить припеваючи, а не валяться в канаве со вспоротым брюхом.
Пьер побледнел и кивнул. Чёрт возьми, ему тотчас стало жарко и без выпивки.
Дома он застал только Сюзанну, что крутилась перед засиженным мухами старым зеркалом.
– Где мать? – отрывисто бросил Сорока.
– Тебе-то что за дело, жеребчик? – хмыкнула Сьюзи, манерно изгибаясь и с восторгом глядя на своё отражение. – С каких пор она должна предупреждать тебя о своих делах?
Пьер не ответил, он исподлобья смотрел на девушку, что безо всякого смущения любовалась собой. Она приподнимала руками густые пряди волос, обнажая нежную шею. Напрягала спину, чтобы и без того высоко поднятая упругая грудь казалась ещё больше. Вытягивала губки, посылая своему отражению воздушный поцелуй. Это откровенное восхищение собой могло бы вскружить голову любому мужчине, но Сорока был слишком взвинчен поручением и слишком ненавидел Сюзанну, считая её источником своих бед. И всё это мешало ему желать столь привлекательное создание. Наконец послышались тяжёлые шаги сводни, и Кларисса, резко распахнув дверь, выпалила прямо с порога:
– Проклятье! Кто-то прирезал Огонька!
– Франсуа убили?! – воскликнула Сюзанна, и её прекрасные глаза тотчас наполнились слезами. – Ой, мамочка! Как же это? Ведь Франсинэ3 был такой милый!
– Хорошо, что ты не видала его, моя принцесса. – Нахмурилась сводня. – Красавчика вспороли от горла до причинного места, словно свинью распотрошили. Не слишком весёлое зрелище.
Сьюзи побледнела и прижала руки к лицу.
– Кто же решился на такое? – шепнула она.
– Не знаю,