еще более жесткая, “ограничительная” оценка возможностей и потенциала “мягкой силы”, призывающая “понимать пределы ее использования, ее, так сказать, субстанциальную несамостоятельность и сугубую технологичность”[71].
“Европейским парадоксом” назвал ситуацию с “мягкой силой” в ЕС политолог Ф. Лукьянов. Его логика рассуждений такова: теперь Евросоюз и во внутренней, и во внешней политике опирается на “мягкую силу”, а ее основа – повсюду продвигаемый имидж самой гуманной и справедливой демократической общности, всеобщего образца и магнита. “Но как сочетать этот основополагающий имидж с риском того, что применение демократических процедур внутри союза попросту его разрушит?”[72].
Известный политолог Г. Бовт увязывает определенный кризис “мягкой силы” с деятельностью НКО на межгосударственном уровне, считая, что “помогающие” работают на процесс, а не на результат. Суть проблемы, по его мнению, определяют критически мыслящие американские эксперты, которые резюмируют: вместо того, чтобы постулировать “Мы здесь для того, чтобы показать вам, как вы должны измениться, чтобы присоединиться к нам”, нужно просто спрашивать: “Чем мы можем вам помочь?”[73].
О разбросе оценочных позиций можно судить, в частности, по такому наглядному примеру: на опубликованную автором этих строк статью в “Независимой газете” под взвешенным, как казалось, заголовком «Свет и тени “мягкой силы”»[74], учитывающим концептуальную суть и логику первоисточника, не замедлила ответная реакция в виде публикации в той же газете, название которой отражает иное, строго однозначное понимание проблемы – «Светлые горизонты “мягкой силы”»[75].
Но опять обратимся к первоисточнику. Уже в книге Ная 2004 г. целый раздел назван весьма символично: «Пределы “мягкой силы”». И в книге 2011 г. он неоднократно предупреждает о необходимости не преувеличивать воздействие “мягкой силы” в мировой политике, аргументируя это тем, что возникают некоторые ситуации, в которых “мягкая сила” дает очень небольшие рычаги воздействия. В оценке конкретных возможностей и потенциала ее использования в США и КНР он исходит из того, что “как для китайской, так и для американской мягкой силы есть свои пределы”[76]. Итогом его размышлений по этому вопросу стал вывод о том, что “мягкая сила может обращаться как во благо, так и использоваться в деструктивных целях”, который он повторяет в другом месте с опасением, что она “может быть применена с плохими намерениями и вызвать ужасные последствия”. Он формулирует положение, которое звучит как политическое предупреждение: выкручивание мозгов отнюдь не лучше выкручивания рук.
В современных условиях, когда терроризм всё откровеннее проявляется как форма “приватизации войны”, исламские экстремисты, восхваляя ислам VII в., очень умело используют “мягкую силу” интернета XXI в. Най сравнивает терроризм с театром, который борется за зрителя, и в качестве примера